Истинный творец всего. Как человеческий мозг сформировал вселенную в том виде, в котором мы ее воспринимаем

Так вышло, что главный пример, выбранный Юнгом для иллюстрации мощи коллективного бессознательного, очень хорошо отражает обстановку в Европе в последние месяцы перед началом Первой мировой войны, приведшей к массовой резне в битве на Сомме и во многих других битвах, развернувшихся на полях сражений за четыре года конфликта. Питер Харт пишет в книге «Сомма»: «Народный ура-патриотизм, совершенно определенно, тогда, как и теперь, взбалтывался циничными политиканами и владельцами нещепетильных в моральном плане газет; однако его источник находился глубоко в темных уголках народного сознания. Политические императивы защиты раздутой империи, эндемичный расизм и всеохватное необоснованное предположение о моральном превосходстве эпохи, чрезмерный упор на тупую силу для достижения того, что могло бы быть достигнуто изящной дипломатией, – все это составляющие британского наследия в 1914 году».

Тезис о том, что глубоко укорененные в человеческом мозге нейронные пути в значительной степени обеспечили порыв, в начале XX столетия вовлекший людей в войну, вместо того чтобы заставить политиков найти мирное решение для удовлетворения геополитических аппетитов главных европейских держав, подтверждается многочисленными систематическими и крупномасштабными конфликтами, возникавшими в ходе истории в аналогичных условиях.

Как писал Юнг в отношении коллективного бессознательного, «в соответствующей ситуации архетип активируется, и развивается компульсивность, которая, как и инстинктивное влечение, управляет нами вопреки благоразумию и воле, а в иных случаях вызывает конфликт патологических масштабов, то есть невроз». Последствия становятся очевидны, когда «в состоянии сильного аффекта делается или говорится нечто, превосходящее обыденную меру. И нужно для этого совсем немного: часто бывает достаточно любви и ненависти, радости и печали, чтобы наступила подмена Я бессознательным. Если наступает нечто подобное, то идеи – весьма чужеродные – могут одолеть человека, совершенно здорового в другое время. Группы, сообщества и даже целые народы могут быть охвачены чем-то, по форме напоминающим духовную эпидемию».

Даже не упоминая роли естественной эволюции в глубоком укоренении в нашем мозге ментальных программ, которые в конечном итоге высвобождают в каждом из нас своеобразное факсимиле образа мысли, инстинктов и поведения, определяющих коллективное бессознательное, Юнг выделяет этот «исторический» компонент и его участие в формировании того, что я на страницах данной книги называю собственной точкой зрения мозга: «В то время как мы думаем в масштабе лет, бессознательное думает и живет в масштабе тысячелетий». Здесь Юнг ясно дает понять, что осознанное мышление есть побочный продукт более поздней эволюции человеческого разума и в таком качестве оно в любой момент может быть похищено более старым и доминирующим репертуаром бессознательных ментальных программ. «Сознание ведет свой род от бессознательной психики, которая старше сознания и которая функционирует в последующем либо вместе с сознанием, либо вопреки ему… Нередко бессознательные мотивы берут верх над сознательными решениями и именно тогда, когда речь заходит о самых главных жизненных вопросах».

Сближение идей Юнга с более операционной и нейрофизиологически обоснованной гипотезой, которую я выдвигаю в данной книге, подразумевает очень интересный подход к анализу механизмов, позволявших создавать масштабные человеческие мозгосети на протяжении тысячелетий. В рамках этой схемы необходимо разделять роль ментальных абстракций, которые на протяжении истории начинали доминировать в группах людей и в результате приобретали силу взывать к примитивным человеческим архетипам, и роль средств коммуникации, позволивших мозгу разных людей строго синхронизироваться каждый раз, когда какой-то «информационный вирус» распространялся достаточно широко и инфицировал большие группы людей.

Сейчас важно подчеркнуть, что мое определение информационного вируса отлично от похожего неологизма, использованного британским эволюционным биологом Ричардом Докинзом для объяснения того, как в популяции распространяются мемы. В моем определении информационный вирус, по сути, представляет собой ментальную абстракцию, способную выступать в роли мощного сигнала синхронизации, позволяющего формировать обширные человеческие мозгосети. Докинз в книге «Эгоистичный ген» предложил термин мем для описания того, как идея, поведение или новое культурное проявление могут распространяться в популяции в процессе, напоминающем вирусную инфекцию. Следуя его исходному определению, некоторые авторы предположили, что мем эквивалентен «единице культуры», передача которого («инфекция») в человеческой популяции направляется естественным отбором, как другие биологические признаки. Эта последняя идея очень интересна, но я не это имею в виду, когда говорю об информационных вирусах в контексте синхронизации мозгосетей.