Истинный творец всего. Как человеческий мозг сформировал вселенную в том виде, в котором мы ее воспринимаем

В конечном итоге греческий долговой кризис ясно продемонстрировал то, что в финансовом мире было общеизвестным фактом уже на протяжении многих десятилетий: в финансовом космологическом видении человеческой вселенной Церковь Рынка имеет более высокую ценность, чем жизнь народа и общества и пропитание миллиардов людей. Во вселенной, сконцентрированной вокруг финансов, любой другой человеческий конструкт расплывается как несущественный и не относящийся к делу по сравнению с истинным властителем нашего времени – Церковью Рынка – и ее главного агента влияния – Божества Денег.

Для описания и объяснения событий XX века в исторической перспективе историк Эрик Хобсбаум использовал выражение «век крайностей». Хобсбаум считает, что начало современной эпохи в первые десятилетия XX века стало результатом сочетания трех главных сил: ускорения процесса тотального подчинения политических институтов и программ узким экономическим интересам, продиктованным желанием небольшой прослойки мировой элиты достичь максимально возможной финансовой прибыли; консолидацией процесса экономической глобализации без эквивалентной глобализации политического управления и человеческой мобильности; и сильнейшим сокращением временных и пространственных ограничений взаимодействий людей по всему миру благодаря революции в коммуникационных технологиях. Вместе эти факторы внесли вклад в невиданный ранее технологический прогресс и рекордный экономический рост мирового масштаба. Однако тяжелой платой за эти достижения стала глубокая дестабилизация политических институтов, таких как нации и их суверенитет. Как следствие, во втором десятилетии XXI века можно утверждать, что традиционная ментальная концепция национального государства, как и его абстрактные границы, оказались перечеркнуты главенствующими ценностями и целями, выведенными из ментальных абстракций, которым благоприятствовали межнациональные корпорации и международная финансовая система.

В конечном итоге процесс, возведший на трон Церковь Рынка, внес вклад и в искусственное разложение традиционного образа жизни многих человеческих сообществ: не только тех, которые не смогли справиться со скоростью изменений, но и тех, кто жил в условиях процветающей экономики, как в Соединенных Штатах и в Западной Европе. Сегодня мы все живем в этой всеобщей жертвенной клетке, где ни институты, ни человеческое общество (а также, между прочим, человеческий мозг), по сути, не могут НЕ отставать от масштаба или скорости изменений, вызванных этими многочисленными трансформациями. Поскольку главный акцент и приоритет корпораций и наций сосредоточен на достижении финансовых целей и повышении производительности, ничто в нашей рутинной жизни, по-видимому, не может устоять и выжить под волной непрерывных изменений, требующихся от большей части человечества для достижения этих целей. Кажется, от всепроникающей жадности Церкви Рынка просто нет спасения. Это может объяснять невероятный уровень обеспокоенности и страха, охвативших весь мир: никому не гарантирована постоянная работа, приличное жилье, медицинское обслуживание, образование или даже видение ближайшего будущего, поскольку все находится в состоянии непрерывных изменений.

Это переполняющее ощущение глобальной непредсказуемости, переживаемое большей частью человечества, позволило польскому социологу и философу Зигмунту Бауману так описать момент, в котором мы сейчас живем: «То, что раньше (ошибочно) называли „постмодерном“, а я предпочел более точно назвать „текучей современностью“, сводится к все более широкому убеждению, что изменение – единственная неизменность, а неопределенность – единственная определенность. Сто лет назад „быть современным“ означало стремиться к „конечному состоянию совершенства“, сегодня это означает бесконечность улучшений, без какого-либо „конечного состояния“, которое никто не видит и не желает видеть»[41]

. Бауман так диагностировал эти проблемы: «Я все больше склоняюсь к предположению, что сейчас мы оказались во времени „междуцарствий“, когда старые методы действия уже не работают, старые заученные или унаследованные способы существования больше не подходят для текущего conditio humana, но когда новые методы решения задач и новые модели жизни, лучше подходящие для новых условий, все еще не изобретены, не установлены и не запущены в действие. Формы современной жизни могут различаться по нескольким аспектам, но то, что их объединяет, это именно их хрупкость, временность, уязвимость и склонность к постоянным изменениям. „Быть современным“ означает модернизироваться – маниакально, одержимо; не столько „быть“, не говоря уже о сохранении идентичности, но постоянно „становиться“, избегая завершенности, определенности».