Подобные взаимодействия улучшали не только возможности и власть ирригации, но и возможности и власть социальной деятельности, параллельной ей. Совершенствуя ирригационную «клетку», они также оказывали воздействие на диффузные социальные сети периферии. Большинство из них были более эфемерными, поскольку территориальная и социальная фиксация их сетей была значительно меньше по сравнению с сетями, практикующими ирригацию. Контакт и взаимозависимость в известной степени привязывали к земле, зачастую под слабым господством практикующих ирригацию. Марфоу (Marfoe 1982) предположил, что изначальным колониям Месопотамии по поставке сырья в Анатолию и Сирию была предоставлена возможность обзавестись местной автономной политической системой. Они были подчинены прочим локальным политическим системам, власть которых усиливалась в результате торговли с Месопотамией.
Торговля дала Месопотамии преимущества «неравного обмена». Месопотамская продукция кустарной промышленности, ремесел, а также сельскохозяйственные продукты, требующие больших инвестиций, обменивались на драгоценные металлы, престижные товары, полезные инструменты и оружие, а также служили относительно генерализованными средствами обмена. Но логистика контроля была сложной, никакого устойчивого контроля напрямую от Месопотамии не осуществлялось. В этой главе мы не увидим никаких инноваций ни в
Эти отношения можно назвать отношениями «центра» и «периферии», как считают многие современные ученые. Но ядро не могло контролировать периферию, к тому же ее развитие было необходимо для ядра, и наоборот. Рост цивилизации включал все эти слабо связанные и частично автономные сети власти. Подобным образом метафору Роутона (Rowton 1973, 1976) о демографическом росте цивилизации (хотя она отражает отношения между городскими ирригаторами, ремесленниками и последующими волнами кочевых и полукочевых народов) часто неверно интерпретируют. Как отмечает Адамс (Adams 1981: 135–136), эти два образа жизни не были в те времена столь резко разведены. Они взаимно пересекались в «структурный и этнический континуум», обмениваясь материальной и культурной продукцией, активизируя и преобразуя два образа жизни и создавая потенциально могущественные «приграничные» группы, которые везде могли мобилизовать членов.
Взаимодействие ирригации с ее региональными факторами привело к двум связанным тенденциям заключения в «клетку» — возникновению квазичастной собственности и государства.
Возникновению частной собственности способствовали территориальная и социальная фиксированность. Поскольку собственность возникла из смешения широко эгалитарной деревни и клана, она приняла форму права собственности расширенной семьи или даже клановой собственности, а не индивидуального права. Ключевые экономические ресурсы были фиксированы в форме постоянного обладания (владения, держания) оседлой семейной группы. Подобные аллювиальные земли были основным источником шумерского богатства. Они были одновременно главным ресурсом производства излишка и тем самым местом, где был сосредоточен обмен с другими экосистемами. Ресурсы были сконцентрированы на этой земле, но распространялись через другие сети власти. Указанное