Читаем Источниковедение полностью

Анализируя историографический процесс второй половины XIX в., мы отмечаем, что национально-государственная история в рамках классической модели исторической науки уже в третьей четверти столетия перестает удовлетворять некоторых историков. Через несколько лет после публикации Щаповым своего исторического очерка Н. И. Костомаров (1817–1885) издает «Северорусские народоправства во времена удельно-вечевого уклада (история Новгорода, Пскова и Вятки)» (в 2 т. СПб., 1863). В данном случае мы можем говорить о начавшейся тенденции, так как уже в 1862 г. французский историк Э. Семишон (1813–1881) выступил против привычной концепции истории Франции. Он актуализировал вопрос о государственной централизации, противопоставив ей историю «подавления» местных коммунальных обычаев разрастающимся государством[784]. По мнению американского исследователя Е. К. Л. Голда, высказанному в начале 1880‑х годов, традиции истории государственной централизации оказались настолько сильными в науке, что внимание ученого склонно концентрироваться на федеральной, а не на местной истории, и эту тенденцию нужно преодолевать[785].

Начиная с 80‑х годов XIX в. в Российской империи выделяется особое поле научной историографии под названием «областная история» (В. Г. Ляскоронский, Д. И. Багалей, П. В. Голубовский и др.), исследовательская модель которой напоминает возникшее в начале XX в. во Франции известное направление неклассической исторической науки – региональную историю (А. Берр, Л. Февр, М. Блок и др.).

Краткий компаративный анализ позволяет сделать вывод о начале тенденции, ведущей к утрате интереса к национально-государственной истории и кризису классической модели исторической науки. Одним из первых исторических произведений, маркирующих ее начало, стал исторический очерк «Великорусские области и Смутное время (1606–1613 г.)» А. П. Щапова.

Историками отмечается такая деталь, как весьма вольное обращение Щапова с историческими источниками[786]

, это относится и к выбранному нами историческому очерку. Однако данный историографический источник мы все же отнесем к научной истории. Он занимает особое место в историографическом процессе XIX в. Концепция «областности» не только стала протестом против традиционной европейской модели исторической науки, но и, что самое важное, способствовала выработке теоретической базы областной истории (а не местной истории или краеведения), а затем и региональной истории в России[787].

* * *

Рефлексия о фазах историографической операции при проведении процедуры деконструкции историографических источников оберегает исследователя от того, чтобы приписать изучаемому произведению историка лишний смысл, отличный от задуманного автором. На первый взгляд кажущееся ошибочным и/или иррациональным конструирование прошлого, производимое тем или иным автором, относительно научной практики историописания должно нами рационализироваться в процессе деконструкции историографического источника.

Глава 3

Источниковая база исторического исследования

От исследования исторического источника как самодостаточного социокультурного феномена вернемся к «вспомогательной» составляющей источниковедения – формированию источниковой базы исторического исследованию и анализу вовлеченных в исследование исторических источников.

Необходимо различать понятия «источниковая база исторического исследования» и гораздо реже встречающееся – «источниковедческая база исторического исследования»: о последней можно говорить, когда историк не проводит сам все процедуры источниковедческого анализа, а привлекает к исследованию результаты специальных источниковедческих работ.

3.1. Рефлексия источниковой базы как атрибут научного исследования

Осознанное/отрефлексированное формирование источниковой базы – непременная характеристика строгого научного исследования. В последние годы очевидным образом на второй план отходят исследования монографического характера, предполагающие строгое отношение к формированию источниковой базы с обязательным обоснованием ее репрезентативности и последовательным выявлением информационных возможностей вовлекаемых в исследование исторических источников. Все большее распространение получают работы эссеистского характера, в которых излагаемая автором идея подкрепляется, а чаще – иллюстрируется отдельными примерами из исторических/историографических источников[788]. Но и в этом случае осознанное отношение к вовлекаемым в исследование историческим источникам не помешает, но будет способствовать большей убедительности предлагаемых автором построений и выводов.

Перейти на страницу:

Похожие книги

100 великих литературных героев
100 великих литературных героев

Славный Гильгамеш и волшебница Медея, благородный Айвенго и двуликий Дориан Грей, легкомысленная Манон Леско и честолюбивый Жюльен Сорель, герой-защитник Тарас Бульба и «неопределенный» Чичиков, мудрый Сантьяго и славный солдат Василий Теркин… Литературные герои являются в наш мир, чтобы навечно поселиться в нем, творить и активно влиять на наши умы. Автор книги В.Н. Ерёмин рассуждает об основных идеях, которые принес в наш мир тот или иной литературный герой, как развивался его образ в общественном сознании и что он представляет собой в наши дни. Автор имеет свой, оригинальный взгляд на обсуждаемую тему, часто противоположный мнению, принятому в традиционном литературоведении.

Виктор Николаевич Еремин

История / Литературоведение / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии