— Тот человек, который вернулся с востока, сказал, что осмелевшие славяне готовят большой ледунг против нас...
— Ледунг! Собираем ледунг!..
— Проучить раз и навсегда!..
Послышалось бряцанье оружия, тинг зашумел...
Нет, не зря два дня выжидал удобный момент конунг Гуннар. Не зря его люди откупоривали бочонки с пивом один за другим...
— Конунг Рюрик, твои корабли готовы идти в поход? — дружелюбно спросил конунг Гуннар.
— Мои корабли не пойдут на восток, — негромко сказал конунг Рюрик, но эти тихие слова были услышаны всеми бондами, собравшимися на священной поляне.
— А куда же они пойдут? — в наступившей тишине поинтересовался конунг Гуннар.
— Я со своими людьми отправляюсь в Миклагард, — невозмутимо ответил Рюрик.
— Ты не желаешь повиноваться решению тинга?! Если ты не желаешь повиноваться воле тинга, мы заставим тебя! — яростно прокричал конунг Гуннар.
— Этого не может сделать никто. Закон гласит, что в ледунг должно выходить лишь в том случае, когда опасность угрожает всему побережью... Нам пока никто не угрожает, а мстить за сородичей — дело рода конунга Сигурда. Когда погибли мои сородичи, я никого не упрашивал идти на месть. Собрал четыре корабля и достойно отплатил датчанам за нанесённое моему роду оскорбление. Все помнят, как было дело?
— Все помнят!.. Ты поступаешь справедливо, конунг Рюрик, — подтвердил седовласый лагман-законоговоритель.
— В землях славян всегда собирал дань один конунг Сигурд и добычей своей никогда ни с кем не делился... Так почему мы все должны идти вместе с ним в ледунг? — спросил ярл Эймунд.
— А почему он должен был делиться с другими? Это же его добыча, а не чья-нибудь!.. — искренне недоумевал Эйнстейн.
— А почему тогда мы должны мстить за него? — не отступал Рюрик, чувствуя, что соплеменники заколебались.
— Ты боишься смерти! — выкрикнул конунг Сигурд, вскакивая на ноги и обнажая меч.
Рюрик не удостоил Сигурда взглядом.
— Люди! — воскликнул законоговоритель после того, как обменялся взглядом с конунгом Гуннаром. — Неужели же мы оставим кровь наших братьев неотмщённой?
Вновь заволновались конунги и ярлы, послышались призывы собирать всенародное ополчение.
— Может быть, нам не следует торопиться?.. Только раб мстит сразу, а трус — никогда! — негромко заметил ярл Эймунд.
— Месть!.. Месть!.. — прокричал конунг Гуннар. — И да будет нарушитель нашего договора объявлен вне закона повсюду, где люди богов почитают, огонь горит, земля зеленеет, ребёнок мать зовёт, а мать ребёнка кормит, люди огонь зажигают, корабль скользит, щиты блестят, солнце светит, снег падает, финн на лыжах скользит, сосна растёт, сокол летит весь весенний день и дует ему ветер попутный под оба крыла, небо круглится, мир заселён, ветер воет, воды в море текут, люди зерно сеют...
— Да будет так!.. — вскричали бонды.
— Договора никакого ещё не было. Я в этот ледунг не пойду! — сказал Рюрик. — У меня есть дела поважнее.
Зашумели, заволновались бонды, разгорячённые пивом, которое им щедро подливали в кубки люди конунга Гуннара.
В тот вечер в шатре конунга Рюрика собрались его ближайшие соратники.
— Я думаю, нам следовало бы дождаться конца тинга, узнать, что решат бонды, ярлы и конунга, и если будет решено собирать ледунг, нам придётся идти вместе со всеми на Холмгард, — сказал Торстейн. — Я думаю, нельзя прощать даже малую обиду, и тем более большую кровь.
Конунг Рюрик ждал, пока выскажутся остальные кормщики, но его соратники молчали, выжидающе поглядывая на своего предводителя.
— Сигурд-конунг — свинья! — сказал Рагнар. — Лучше пойти в викинг, чем собирать ледунг ради мести за Сигурда.
Третий кормщик, Эйрик, лишь согласно кивнул, целиком разделяя мнение Рагнара.
— Мы пойдём в Миклагард! — подытожил Рюрик. — Через три лета мы вернёмся под золотыми парусами. А Сигурд пускай ходит на восток, собирает там жалкие крохи...
— Но всё-таки обида смывается только кровью, — упрямо сказал Торстейн. — И если все пойдут в ледунг, а мы — в Миклагард, через три лета нам всем будет стыдно появиться на тинге...
— Наша совесть будет чиста! — заверил его Рюрик. — Мы уйдём на рассвете, пока тинг ещё не принял решения.
Утром на траву выпал иней, и запели птицы.
Рюрик подкрался к шатру конунга Гуннара, подхватил Енвинду на руки и отнёс к драккару, дожидавшемуся только сигнала на отход.
Драккары конунга Гуннара настигли беглецов на исходе того же дня.
Рюрик хотел принять бой, однако кормщик Торстейн сказал, что обнажать оружие против своих — преступление.
Корабль конунга Гуннара приблизился к кораблю конунга Рюрика, и по мостку из весел Енвинда перебежала на драккар отца.
— Если желаешь стать её мужем, привези выкуп, достойный такой невесты! — насмешливо сказал Гуннар и взмахнул рукой, давая сигнал своим гребцам. — Ты оказался прав, тинг не стал объявлять ледунг против Холмгарда. Однако мы все пойдём туда! И отомстим за конунга Сигурда...
— А я пойду добывать выкуп за Енвинду, — спокойно ответил конунг Рюрик.
Посреди Варяжского моря драккары конунга Рюрика неожиданно угодили в жестокий шторм.