Читаем Истоки (Книга 1) полностью

Молодые Крупновы сразу приняли Юлю как свою, подкладывали в ее миску рыбу, шутили. В катере Михаил усадил Юлю между собой и Юрием. Только Денис изредка задерживал на женщине короткий острый взгляд.

Когда сошли на пристань, вдруг послышался крик, особенно звонкий в утреннем воздухе:

- Ловите!

Из распахнутых дверей пожарной выбежал человек, медная каска сияла на солнце.

- Ловите! - кричал он что есть мочи, в то время как губы его раздвигала предательски веселая улыбка.

Юрий схватил пожарника за руку, и он, покачнувшись, загребая сапогами грязь, остановился.

- Тебе, что, Теткин, приснилось что-нибудь на вышке?

- Юрий Денисович! Какие могут быть сны на дежурстве? Беда случилась: Иванова никак не поймают. Смотрите, газует.

По набережной гонял на мотоцикле Анатолий Иванов, почти с безумной храбростью и риском лавируя на поворотах между побеленными каменными столбами на бровке откоса и заводской стеной. Когда он, согнувшись над рулем, пролетел мимо, едва не сбив с ног Юлю, все поняли по его бледному лицу, что уже не Толя владел машиной, а, наоборот, машина владела им и на полном газу стихийным образом неслась прямо к своей гибели.

- Пропал! - воскликнул пожарник, ударяя ладонями по каске. - Экая ведь беда! Пристал Анатолий Иванович: дай мотоцикл. Я, говорит, хочу технику знать на все сто. Секретарь, говорит, горкома, Юрий Денисович, приказал партийным работникам учиться управлять машиной или, на худой конец, мотоциклом... Вот Толя и запустил, а остановить не может. На себя дерни! Падай в газон! Плашмя, плашмя!

Глаза Иванова уже почти обморочно косили.

Федор и Веня Ясаков с проворством растянули бредень. Иванов с полного хода врезался в мотню, мотоцикл выхаркнул клубы дыма и заглох.

- Да, Толю Иванова надо знать, - сказал Савва, усмешливо щурясь на Юлю, - технику любит со страшной силой.

- А вы, Денис Степанович, давно знаете Иванова? - спросила Юля.

Денис пожал плечами.

- Кто же не знает Анатолия Ивановича, - насмешливо продолжал Савва, едва ли не с десяти лет на руководящей работе! Помнится, на городской конференции комсомола критиковали Толю за отрыв от молодежи, за то, что он напускает на себя слишком большой серьез. Ну, эти рабочие девчонки, знаешь, как они критикуют! И вот в перерыв перед голосованием заиграли "Камаринскую" во дворе театра. Комсомолята ударились в пляс - только пыль столбом. Я возьми и шепни Иванову: "Спляши, покажи, что ты критику приемлешь, ближе к молодежи становишься". Плясал - до обморока... Не завидую я Юрию: долго еще Толя будет ему портить настроение...

- Почему же? Если он так плох, надо от него избавиться, - сказала Юля.

- Как же избавимся, если он в номенклатуру попал? Нет, братцы, будем теперь передвигать Толю с места на место, пока не помрет естественной смертью или не разобьется на машине. Толя любит стращать людей. Даже у самого Карла Маркса биографические грешки находит. Что же говорить о нашем брате? - продолжал Савва, поглядывая сбоку на Юлию: она все больше бледнела, нервно теребя концы платка. - Смотри, Юра, в качестве второго секретаря Иванов подвергает сомнению твое пролетарское происхождение, у тебя что-то не в порядке с дедом по материнской линии, - смеялся Савва, сам не придавая значения своим словам, просто бессонная ночь на работе сделала его нервно-болтливым.

Юрий с улыбкой ответил:

- Пошлем Анатолия к летчикам, там он, осваивая технику, сломает голову. Номенклатура прольет слезы по бесценному и успокоится...

- Ну, знаете, это уж чересчур жестоко, - сказала Юля. Она решительно пошла навстречу хромающему Иванову. Крупновы переглянулись.

Под вечер Юля и Рэм подошли к отцовскому дому.

- Вызови папу, я подожду в сквере, - сказал Рэм сестре. - Проститься надо. Немало горя хлебнул он с нами.

Но в это время Тихон сам вышел из калитки. Увидев своих детей, он запнулся, будто забыл, с какой ноги надо ступать.

- Юля! Рэм! Идемте, чего же вы стоите?

- Не хочу встречаться с мадам, - сказал Рэм.

- Без ножа режешь, сынок. Не бойся, я один. Понимаете?.. Один я!

Рэм просунул пальцы за отцовский пояс, как это делал в детстве.

- Проститься пришел, отец. Ухожу в армию.

- В армию? Большой стал. Идем угостимся на прощание.

- Ладно. Только не устраивай мне ловушку, отец.

Два сильных толчка в сердце, и Тихон вяло опустился на скамейку. Юля взяла его под руку, и все трое зашли во двор, потом в дом. На кухне Рэм погладил седую голову красивой старухи Матвеевны.

- Пришел, непутевый... Бог услыхал мою молитву.

Рэм, указывая в угол, на картинку в рамочке, подмигнул:

- Хитришь, бабуся!

Старуха подала в кабинет бутылку вина, закуску. Юля села на диван, отец и брат - за круглый столик.

Большой рабочий стол заставлен подарками товарищей: модель самолета, кубок, шагреневая папка с серебряной монограммой, пепельница из нержавеющей стали. На уголке стола тоненькая книжечка: А. Иванов-Волгарь, "Новые стихи". Написано на первой страничке: "Руководителю одной из крупных партийных организаций на Волге, железному большевику, учителю и вдохновителю моему Т. Т. Солнцеву от всего сердца Анатолий Иванов".

Перейти на страницу:

Похожие книги

Адмирал Советского флота
Адмирал Советского флота

Николай Герасимович Кузнецов – адмирал Флота Советского Союза, один из тех, кому мы обязаны победой в Великой Отечественной войне. В 1939 г., по личному указанию Сталина, 34-летний Кузнецов был назначен народным комиссаром ВМФ СССР. Во время войны он входил в Ставку Верховного Главнокомандования, оперативно и энергично руководил флотом. За свои выдающиеся заслуги Н.Г. Кузнецов получил высшее воинское звание на флоте и стал Героем Советского Союза.После окончания войны судьба Н.Г. Кузнецова складывалась непросто – резкий и принципиальный характер адмирала приводил к конфликтам с высшим руководством страны. В 1947 г. он даже был снят с должности и понижен в звании, но затем восстановлен приказом И.В. Сталина. Однако уже во времена правления Н. Хрущева несгибаемый адмирал был уволен в отставку с унизительной формулировкой «без права работать во флоте».В своей книге Н.Г. Кузнецов показывает события Великой Отечественной войны от первого ее дня до окончательного разгрома гитлеровской Германии и поражения милитаристской Японии. Оборона Ханко, Либавы, Таллина, Одессы, Севастополя, Москвы, Ленинграда, Сталинграда, крупнейшие операции флотов на Севере, Балтике и Черном море – все это есть в книге легендарного советского адмирала. Кроме того, он вспоминает о своих встречах с высшими государственными, партийными и военными руководителями СССР, рассказывает о методах и стиле работы И.В. Сталина, Г.К. Жукова и многих других известных деятелей своего времени.

Николай Герасимович Кузнецов

Биографии и Мемуары
Николай II
Николай II

«Я начал читать… Это был шок: вся чудовищная ночь 17 июля, расстрел, двухдневная возня с трупами были обстоятельно и бесстрастно изложены… Апокалипсис, записанный очевидцем! Документ не был подписан, но одна из машинописных копий была выправлена от руки. И в конце документа (также от руки) был приписан страшный адрес – место могилы, где после расстрела были тайно захоронены трупы Царской Семьи…»Уникальное художественно-историческое исследование жизни последнего русского царя основано на редких, ранее не публиковавшихся архивных документах. В книгу вошли отрывки из дневников Николая и членов его семьи, переписка царя и царицы, доклады министров и военачальников, дипломатическая почта и донесения разведки. Последние месяцы жизни царской семьи и обстоятельства ее гибели расписаны по дням, а ночь убийства – почти поминутно. Досконально прослежены судьбы участников трагедии: родственников царя, его свиты, тех, кто отдал приказ об убийстве, и непосредственных исполнителей.

А Ф Кони , Марк Ферро , Сергей Львович Фирсов , Эдвард Радзинский , Эдвард Станиславович Радзинский , Элизабет Хереш

Биографии и Мемуары / Публицистика / История / Проза / Историческая проза
След в океане
След в океане

Имя Александра Городницкого хорошо известно не только любителям поэзии и авторской песни, но и ученым, связанным с океанологией. В своей новой книге, автор рассказывает о детстве и юности, о том, как рождались песни, о научных экспедициях в Арктику и различные районы Мирового океана, о своих друзьях — писателях, поэтах, геологах, ученых.Это не просто мемуары — скорее, философско-лирический взгляд на мир и эпоху, попытка осмыслить недавнее прошлое, рассказать о людях, с которыми сталкивала судьба. А рассказчик Александр Городницкий великолепный, его неожиданный юмор, легкая ирония, умение подмечать детали, тонкое поэтическое восприятие окружающего делают «маленькое чудо»: мы как бы переносимся то на палубу «Крузенштерна», то на поляну Грушинского фестиваля авторской песни, оказываемся в одной компании с Юрием Визбором или Владимиром Высоцким, Натаном Эйдельманом или Давидом Самойловым.Пересказать книгу нельзя — прочитайте ее сами, и перед вами совершенно по-новому откроется человек, чьи песни знакомы с детства.Книга иллюстрирована фотографиями.

Александр Моисеевич Городницкий

Биографии и Мемуары / Документальное
Браки совершаются на небесах
Браки совершаются на небесах

— Прошу прощения, — он коротко козырнул. — Это моя обязанность — составить рапорт по факту инцидента и обращения… хм… пассажира. Не исключено, что вы сломали ему нос.— А ничего, что он лапал меня за грудь?! — фыркнула девушка. Марк почувствовал легкий укол совести. Нет, если так, то это и в самом деле никуда не годится. С другой стороны, ломать за такое нос… А, может, он и не сломан вовсе…— Я уверен, компетентные люди во всем разберутся.— Удачи компетентным людям, — она гордо вскинула голову. — И вам удачи, командир. Чао.Марк какое-то время смотрел, как она удаляется по коридору. Походочка, у нее, конечно… профессиональная.Книга о том, как красавец-пилот добивался любви успешной топ-модели. Хотя на самом деле не об этом.

Дарья Волкова , Елена Арсеньева , Лариса Райт

Биографии и Мемуары / Современные любовные романы / Проза / Историческая проза / Малые литературные формы прозы: рассказы, эссе, новеллы, феерия