Истоки (Книга 1)

- Многих и даже Гитлера. Дали много, а взяли того больше. Не оскорбляю, а сожалею: народ-вояка, а головы нет - коммунисты перебиты. Немцы попрут. А мы будем лупить каждого, токарь это или пекарь. Верно, Женя? - спросил Александр.

- Верно! И я сам пойду на фронт. И отомщу за отца!

- Ты будешь делать, что захочу я! По дорожке Крупновых не пущу. Уедем в деревню. Будешь учителем... Учителей не берут на войну, - быстро заговорила Светлана звенящим голосом, злобно поглядывая на Александра.

- Напрасно, Светлана Макаровна, вешаешь лапшу на его мозги. Он должен отомстить за отца. Это его право, - сказал Александр.

- Не смей кружить голову моему сыну! Не дам вам сына, не дам!

- Света, да что ты? Одумайся, что ты говоришь, - тихо сказала Любовь Андриановна.

- Вы, мамаша, невозможная мечтательница. До старости в облаках летаете, - сказала Светлана. - А люди кругом живут для себя. Для них идея - вроде "господи помилуй". Я ведь все вижу и знаю.

Светлану не перебивали: наконец-то заговорила, а то все молчала, оглушенная несчастьем.

- Мне даже обидно за Юру, - продолжала Светлана. - Столько лет ждал эту самую Юльку... Она небось не больно монашничала... рот не разевала. Ухари - отруби да брось - что Рэм, что Юлька. Смеется она над тобой, Юрий Денисович.

- Пусть смеется, все равно нельзя обрубать, - вдруг определенно и решительно сказал Александр. - Мне так эта Юлия понравилась больше всех. Не раз встречал ее у Рэма в общежитии. Меня тянет к Солнцевым, да. Пусть у Рэма душа косорылая, может, и у сестры его... взял черт бредень, перепутал, сучков понакидал... Все равно с такой расстанется только дурак или трус. Ну, чего ты, отец, усмехаешься? Не по мне простенькие да податливые. Скука! Настоящий человек гордый, за его любовь надо бороться.

Мать и отец переглянулись.

Юрий спокойно выдержал взгляды родных.

- Не любит она тебя, - сказала мать, - ну и мудрит.

Юрий взял суховатую, со вздутыми венами руку матери, потерся о нее щекой.

- Мама, вы не все знаете... Да и я не все знаю. Незрелую рябину не ломают.

- Вот как! Тогда горшок об горшок - и врозь, - сказал отец. - На родителя оглядывается она? А родитель-то пухнет. Не из того металла. Под блюмингом давно не был. Пустота внутри. Коррозии подвержен. Спроси у матери, как мы с ней...

Лене очень понравился ответ Юрия:

- Вы с маманей... У вас одно сердце.

"Молодец! Правильно!" - подумала Лена. Она встала, подошла сзади к Юрию, обняла его и спросила шепотом:

- И обрубить нельзя? - Не разжимая рук на его шее, заглянула в глаза. - Нельзя, значит...

- Помяните мое слово, батюшка, - обратилась Светлана к свекру. - Сашу тоже испортите. Замечтается и не заметит, как закрутит его эта хитрюга толстомясая, Марфутка Холодова. Да что, неправда, что ли? Юрий не клюнул, теперь Сашу обрабатывает. Миша почему не живет с нами? Фантазия одолела. И Костя был такой же: у меня одна пара туфель, а он только и знал, что самолеты, да книжки, да мировые вопросы. Женя пожил у вас - испортился. Выдумал испанок, стихи чудные. Пока не поздно, я возьмусь за него: пусть без воображения идет в жизнь.

- Нет, мама, хитрить я не умею и не буду! У каждого своя судьба. Пусть девчата учат, а мужчины должны защищать Родину. Если ты против меня, то я могу... я хочу, чтобы ты была... чтобы я мог тебя любить... тяжело, когда не могу...

Со страшной силой закипели в сердце Светланы и давняя досада на сына за его непонятную, чужую душу, и раздражение против Крупновых. Обманули ее этот дом, этот сад, эти здоровые, веселые люди, сулившие ей покой...

- Женьку и Коську я вам не отдам! Пусть без них пролетарии всех стран соединяются. У вас жить - как на большой дороге: того и гляди, под колесо попадешь! - звенящим голосом говорила Светлана. - Даже кошки защищают своих котят, а вы суете детей в самый огонь: "Не жалей себя, погибай за идею!" Вы погубили Костю! Где он? Вернет ваша Испания его? - Голова Светланы, как срубленная, упала на стол.

Женя стал утешать ее, гладить голову. Вдруг мать вскочила.

- Молчи, юродивый! - крикнула на Женю и ударила его по щеке.

Крупновы молчали, только Денис, уходя, сказал:

- Дура ты ясаковская.

Светлана, бледная и опустошенная, глядела в самовар на свое уродливое отражение.

- Господи, какая я несчастная! - она непривычно перекрестилась, встала и шагами беспредельно уставшего человека ушла.

- Папа, может быть, вернется, - сказал Женя.

Никто не обратил внимания на слова мальчика и на то, как заискрились надеждой его глаза, вдруг страшно повеселевшие.

Потом Светлана долго сидела у кровати Жени. Он молча слушал ее ласковые и виноватые слова, не мигая, отчужденно смотрел в лицо темными, скорбными глазами. И Светлана с ужасом почувствовала: сын уходит от нее...