Истоки морали: В поисках человеческого у приматов

В число наших ближайших родственников — человекообразных обезьян — входят четыре вида человекообразных приматов (шимпанзе, бонобо, горилла и орангутан) и так называемые малые человекообразные: гиббоны и сиаманги. По сравнению с двумя сотнями видов обезьян и полуобезьян это совсем крошечное семейство. Обезьяны с хвостами и вытянутыми мордами отстоят от нас дальше, чем человекообразные сородичи. Однако старое древо жизни, размещавшее нашу веточку далеко в стороне от всех прочих приматов, просуществовало недолго. Карл Линней, возможно, предвидел что-то подобное, когда выделил человечество в отдельный род Homo

. Легенда гласит, что шведский таксономист испытывал сомнения относительно нашего особого статуса, но решил не конфликтовать с Ватиканом. Триста лет спустя появились, помимо анатомических, новые способы сравнения видов: анализ белков крови и ДНК. Эти новые данные еще больше отдалили нас от низших обезьян, но зато отправили в середину компании человекообразных. Поначалу это вызвало настоящий шок, но с ДНК трудно спорить, потому что она позволяет избежать проблемы выбора человеком для сравнения именно тех черт, которые ему нравятся. Мы можем считать прямохождение важной особенностью, но в общей картине природы эта черта, строго говоря, не слишком важна. В конце концов, куры тоже ходят на двух ногах. Сравнение ДНК позволяет опровергнуть представление об уникальности человека. На древе жизни, построенном на базе анализа ДНК, человечеству достается одна-единственная крохотная веточка среди множества других, отделившихся от человекообразных обезьян около 6 млн лет назад.

Если перекрестное скрещивание ближе к концу пути (к примеру, с неандертальцами) подтолкнуло наш вид к успеху, то что-то аналогичное, в принципе, могло произойти и в начале. В ДНК человека и человекообразных обезьян есть признаки ранней гибридизации. После разделения наши предки, вероятно, неоднократно возвращались к обезьянам — точно так же, как сегодня иногда скрещиваются медведи гризли и белые медведи или волки и койоты. Некоторые палеонтологи высказывают сомнения и считают маловероятным, чтобы наши двуногие предки в течение миллиона с лишним лет вступали в связь с человекообразными обезьянами, передвигавшимися на четырех конечностях. Однако, на мой взгляд, характер передвижения мало что значит в вопросах поиска пары. Это заставляет меня вспомнить еще более загадочное утверждение из той эпохи, когда еще не было известно о гибридизации людей и неандертальцев. Суть его состояла в том, что можно с уверенностью исключить вероятность секса между двумя ветвями гоминин, поскольку они, очевидно, не говорили на одном языке. Читая подобные утверждения, я только хмыкал и вспоминал те времена, когда мы с моей женой-француженкой только-только познакомились. Язык — такой пустяковый барьер!

До 1960-х гг. человечество обладало собственной веточкой на эволюционном древе, отдельной от человекообразных обезьян (слева). Однако древо, построенное на базе анализа ДНК (справа), помещает человека ближе к шимпанзе (Ch) и бонобо (Во), чем к гориллам (Go) и орангутанам (Or).

Первым предположение о том, что человек мог произойти от человекообразных обезьян, выдвинул французский натуралист Жан-Батист Ламарк в 1809 г. Согласно теории Ламарка, приобретенные характеристики (такие как удлинение задних конечностей у болотных птиц) могут передаваться следующим поколениям. Задолго до Дарвина Ламарк представил эволюцию человека от четвероруких приматов так:

«Если бы некая порода четвероруких животных, в особенности самых совершенных из них, потеряла в силу обстоятельств или по какой-то иной причине привычку карабкаться по деревьям и хвататься за ветки… и если бы особям этой породы пришлось в течение нескольких поколений использовать для ходьбы только задние конечности и отказаться от использования передних в этом качестве… эти четверорукие животные в конце концов трансформировались бы в двуногих, а большой палец ноги у них перестал бы обособляться от остальных пальцев».