Историческая география России в связи с колонизацией

Помимо огромной ответственности, налагаемой высокой административной должностью, на плечах ученого лежала непрерывная преподавательская деятельность, участие в деятельности Московского Общества истории и древностей российских. Будучи долгое время (с 1907 по 1917 гг.) секретарем ОИДР и редактором его печатного органа — «Чтений», М. К. Любавский в 1917 г. становится председателем Общества. Ученый стремится стать достойным наследником своего учителя В. О. Ключевского, чья деятельность на этом посту способствовала широкой живой научной работе Общества, сделала его настоящим центром исторической науки. Научный труд и подвижничество М. К. Любавского получило заслуженное признание и уважение научного сообщества. Об этом свидетельствует адрес и сборник статей в его честь, приуроченный к 30-летию научной деятельности ученого. В адресе, от лица санкт-петербургских коллег С. Ф. Платонов писал: «Ваша учебно-общественная деятельность питает в нас чувство глубокого уважения и внутренней приязни к Вам, как к человеку, в котором целостно сочетались глубокая научность, мягкая гуманность и драгоценное чутье народности»[13]. В юбилейном сборнике участвовало 42 исследователя, среди них Д. И. Багалей, С. В. Бахрушин, М. М. Богословский, С. Б. Веселовский, Ю. В. Готье, И. И. Лаппо, С. Ф. Платонов, С. В. Рождественский. Сборник объединил ученых Москвы и Петрограда без деления на «школы» — русская историческая наука была едина и чествовала своего достойного представителя сообща. В посвящении М. К. Любавскому говорилось: «В Вашем лице мы чтим крупного русского ученого, своими трудами в науке русской истории создавшего новую область, открывшего для научного исследования богатые источники истории Западной Руси и ставшего главой исследователей в этой области»[14]

. Юбилейный сборник (единственный экземпляр, попавший в Москву) был поднесен коллегами М. К. Любавскому только в марте 1918 г.

Крушение монархии, поражения русской армии на фронтах, развал всех основ государственной жизни переживались историком — искренним патриотом России — трагически.

Судить об отношении М. К. Любавского к событиям революционного времени в определенной степени можно благодаря дневнику его коллеги Ю. В. Готье[15]

, с которым он находился в дружеских отношениях. Ю. В. Готье неоднократно пишет о М. К. Любавском, как о наиболее «государственно мыслящем» человеке[16] своего круга, с уважением подчеркивая его глубокий патриотизм. Первая мировая война для судьбы России, по мнению М. К. Любавского, есть «борьба на жизнь и на смерть» за государственную целостность и независимость. Историк призывает оставить перед лицом опасности политические распри и амбиции, личные «алчные аппетиты»[17]

.

Тяжелые изменения в личной судьбе ученый пережил уже в феврале 1917 г., когда в Московский университет вернулись вышедшие в 1911 г. профессора. Ректор был причислен к «бывшим» и подвергся злобным нападкам. В письме к петербургскому коллеге-историку С. Ф. Платонову, с которым М. К. Любавского связывали тесные душевные отношения, ученый пишет, скрывая за иронией глубокую обиду: «Ни в какое „начальство“ теперь не приходится идти, да и не возьмут как „слугу старого режима“, хотя мое отношение к старому режиму, как Вы знаете, было аналогичным отношению к Орде Александра Невского, а не Московских князей»[18]. В такой обстановке М. К. Любавский не стал выдвигать свою кандидатуру на новый срок.

Октябрьская революция явилась переломным этапом для судеб русской науки. Новая власть провозглашала новую радикальную политику в формировании науки и научных кадров. Отношение к научным работникам определялось их классовой чуждостью и колебалось от подозрительности до открытой враждебности. Революционная терминология подобрала им жутковатое название — «спецы». Одни ученые в такой обстановке не имели средств к существованию и жестоко бедствовали, другие уезжали из страны.

Для М. К. Любавского Октябрьская революция стала наступлением того «якобинского деспотизма», которым, по его мысли, была чревата политическая ситуация в стране в начале века[19]. Оценивая ее как катастрофу, ученый считает, «что все происходящее — есть кара Божия нашей буржуазии и интеллигенции, буржуазии — за то, что временем войны воспользовалась для наживы, интеллигенции — за ее легкомыслие, с которым она растаптывала институт монархии, смешивая ее с личностью монарха»[20]. Практическая же позиция историка была сходна с позицией большинства ученых академической и университетской среды, которые принимали неизбежность контактов и сотрудничества с Советской властью. В июле 1918 г. М. К. Любавский вместе с коллегами из Санкт-Петербургского университета по приглашению Наркомпроса принимает участие в совещании по реформе высшей школы и обсуждении проекта положения об университетах. Известно, что М. К. Любавский был против проекта реформы и возражал П. К. Штернбергу и М. Н. Покровскому, отстаивая академические традиции высшей школы[21].