Историческая культура императорской России. Формирование представлений о прошлом

Я имею основание думать, что он [праздник] устроился сам собою, а вовсе не благодаря распорядителям. Его устроило одушевление, разом охватившее всех… В течение нескольких дней сотни тысяч народа перебывали у памятника и стояли около него толпами. Народ, конечно, недоумевал, за что такая честь штатскому человеку. Многие крестились на статую. Спустя две недели, кажется установилось мнение, что человек этот «что-то пописывал, но памятник ему за то поставлен, что он крестьян освободил». По крайней мере я слышал это от многих простых людей и разумеется не разуверял! Да, никто не ожидал, что так выйдет! Думали, что выйдет по старым образцам, что будет маленькое торжество, которому официальные лица придадут некоторую импозантность. А вышел «на нашей улице праздник»…[1509]

Свидетельства некоторого смятения тем, что получилось, приводятся во многих газетах. Итоговая формула звучала так: «осмыслившее себя общественное мнение». То есть перед лицом этого памятника Россия поняла себя. Восторг был не результатом, а условием: все время искался повод для воодушевления. Так было с энтузиазмом вокруг предложения о памятнике Гоголю. Собранная сумма вовсе не была огромной по сравнению с предыдущими чествованиями. Но теперь техническому моменту приписывалось символическое значение.

Для понимания культурных механизмов коллективной памяти эта история, однако, ключевая: до 1880 года существует не практика, а только возможность практики монументальной коммеморации. Пушкинский праздник выявил необходимые и достаточные условия ее эффективной реализации. Лев Толстой не хотел замечать, что Пушкин стал предписанным местом памяти и инструментом европеизации народа. Более того, он стал частью обязательного прошлого; именно этим можно объяснить ажиотаж в книжных магазинах в 1887 году, когда в газетах появились описания драк за разрекламированное дешевое издание Пушкина[1510]

, выпущенное по истечении 50-летнего срока авторского права.

Массовое празднование столетия Пушкина в 1899 году было проведено государством с использованием уже наработанных практик, в том числе переименования улиц, открытия именных библиотек и школ, назначения стипендий и премий. С конца XIX века процесс открытия памятников уже активно шел по всей стране.

Мы рассмотрели скорее только одну, неофициальную линию культурной коммеморации в России, посвященную покойным писателям как воплощениям национального гения (в слове). Наряду с монументами представителям династии и военачальникам эти скульптурные сооружения стали естественной (материальной) частью исторического сознания и исторического воображения дореволюционной России.

Список трудов Ирины Максимовны Савельевой

2011

Неклассическое наследие. Андрей Полетаев / Савельева И.М. (ред.) М.: Изд. дом Высшей школы экономики, 2011.

Савельева И.М.

«Уроки Памяти» в академической корпорации // Мир историка. Вып. 7 / В.П. Корзун, С.П. Бычков (ред.). С. 63–80.

Савельева И.М. Что случилось с «Историей и теорией»? М.: Изд. дом Высшей школы экономики, 2011. 44 с. (Серия WP6. «Гуманитарные исследования»).

Савельева И.М., Полетаев А.В. Социальная организация знаний о прошлом: аналитическая схема // Диалог со временем. Альманах интеллектуальной истории. Вып. 35. М.: ИВИ РАН, 2011. С. 7–18.

Савельева И.М.

Классики в исторической науке: «свои» и «чужие» // Историческая наука сегодня: теории, методы, перспективы / Л.П. Репина (ред.). М.: Изд-во ЛКИ, 2011. С. 491–515.

2010

Савельева И.М., Полетаев А.В. История в системе социального знания. Способы постижения прошлого // Методология и теория исторической науки / М.А. Кукарцева (ред.). М.: Канон-плюс, 2010. С. 50–84.

Савельева И.М., Полетаев А.В. Классическое наследие. М.: Изд. дом Гос. ун-та – Высшей школы экономики, 2010. 336 с.

Савельева И.М. Присутствие и отсутствие // Национальная гуманитарная наука в мировом контексте: опыт России и Польши / Е. Аксер, И.М. Савельева (ред.). М.: Изд. дом Гос. ун-та – Высшей школы экономики, 2010. С. 5–18.