Впрочем, и происхождение во все времена тоже играло немаловажную роль. Родословие Давида безупречно настолько, чтобы составить элемент родословия самого Иисуса. Даже греки, истинные поклонники, как кажется, только одного – разума, отнюдь не гнушались искать своих родоначальников среди бессмертных обитателей Олимпа. На Руси в парадоксально искаженной форме это предстанет еще и в виде самозванства: ни Григорию Отрепьеву, ни Емельяну Пугачеву, ни кому другому никогда не пришло бы и в голову притязать на трон под своим собственным именем. Так что одних личных качеств было еще далеко недостаточно, чтобы доказать обоснованность каких-то своих притязаний.
Тут же – зачатие в «законопреступлении и сладострастии». А ведь это не только червь ничем не устранимого сомнения в легитимности престолонаследования в сознании окружающих, но и в собственной душе унизительная мысль о том, что нежно лелеемая сказка, золотой сон о собственной избранности в действительности – лишь сладкий самообман и не более того.
В глазах людей решающее значение зачастую имеет неопороченная ничем знатность происхождения. Но ведь тайна происхождения – это не только тайна крови, и даже не магия простого переятия всего того, что накоплено родительскими подвигами и трудами, есть в ней и что-то гораздо более глубокое, – то, что дает право на наследование каких-то высших, нетленных ценностей мира, даруемых одним лишь Небом. В собственной же душе, мечтая об исключительности, грезят только об абсолютах. Абсолютом же может быть единственно то, что не запятнано ничем не столько в глазах людей, сколько в глазах самого Господа.
Перед лицом же Господа знатность рода – это просто пустой звук, а вот «законопреступление» – вещь категорически недопустимая. «Не прелюбодействуй» – было начертано еще на второй скрижали, данной Им Моисею. Между тем полное, абсолютное значение этой заповеди может быть раскрыто только другой максимой, – высказанной через века в Нагорной проповеди Христа: «Вы слышали, что сказано древним: «не прелюбодействуй». А Я говорю вам, что всякий, кто смотрит на женщину с вожделением, уже прелюбодействовал с нею в сердце своем.»[3]
Прелюбодеяние – это уже преступление перед Ним, ответственность же за преступление перед Ним способна падать и на многие поколения детей. Словом, зачатый во грехе не вправе быть приобщенным к каким-то высшим сакральным тайнам.
Но если он и в самом деле зачат в законопреступлении, лежит ли на нем печать избранности, ниспослано ли ему то, что может быть даровано лишь немногим? Здесь уже не может спасти и право престолонаследия. Ведь всем известно, что и Давид был помазан втайне, еще при жизни Саула, когда тот грехами своими стал неугоден Господу. Поэтому как знать, нет ли уже сейчас рядом с ним, Иоанном, того, кто в действительности достоин избрания?
Так стоит ли удивляться тому, что уже в год воцарения юного князя боярина Овчину-Телепнева-Оболенского, былого соправителя его матери-регентши, которого подозревали в долголетней интимной связи с ней, уморили в тюрьме. В том же году ставший самодержным правителем Иоанн люто расправился и с его родными: сын боярина был посажен на кол, его двоюродный брат – обезглавлен.
Одна ли месть двигала им? Не диктовалось ли это тайным стремление вытеснить из своего же сознания все сомнения и в собственной легитимности, и – что еще более важно – в собственной избранности?
4. Средства воспитания
Высшая государственная власть, вдруг осознавшая себя абсолютно суверенной, самым непосредственным образом слиянной с волей самого Бога, требует от того, в ком она воплощается, невиданной высоты нравственного развития. Впоследствии это будет осознано в полной мере, и уже очень скоро французский трон окружит целый легион идеологов – законников, философов, поэтов, живописцев, главным, если не сказать единственным, назначением которых будет возносить едва ли не превыше самих небес личность монарха. «Король-Солнце» – вот прозвище, которое получит Людовик XIV, и нужно отдать ему должное: всю свою жизнь с невиданным до того достоинством он будет представлять всему миру самого себя. Мало кому удавалось и, наверное, удастся когда-нибудь еще поднять на такую высоту авторитет личности государя.