Исторические портреты (Петр I, Иоанн Грозный, В.И. Ленин)

Формальным поводом послужил анонимный подметный донос о том, что новгородцы замышляют измену и мечтают о том, чтобы отдаться под власть Литовского княжества. Никаких объективных подтверждений этому, как кажется, не было и нет. Правда, когда-то, в 1470 Новгород действительно вел переговоры о союзе с Литвой, но уже через несколько лет, в 1478, в результате Шелонской битвы и осады он лишился своего вечевого колокола, и pеспублика окончательно вошла в состав Московского царства. И потом, с тех пор минуло целое столетие, сменилось не одно поколение людей, которые выросли и воспитались в условиях совершенно нового государственного устройства. Так что единственными свидетельствами могли быть только те показания, которые выбивались под пыткой, когда уже вершилась расправа. Но ведь под пыткой чаще всего показывают вовсе не то, что было в действительности, а то, что хочется услышать самому следствию. Что же касается тех или иных умонастроений, то они, конечно же были; была и ностальгия о старых, теперь уже утраченных, привилегиях древнего города, было и определенное «литовофильство». Точно так же, впрочем, как и в самой Литве не могло не существовать определенного тяготения к России. В каждой стране во все времена существовало подобное тяготение друг к другу, его порождали и продолжают порождать бытовые, родственные, этнические, культурные, хозяйственные связи – ведь народы не существуют в абсолютной изоляции друг от друга. Так что какое-то «ино-фильство» существует всегда, в любой нации, но это нисколько не мешает при необходимости даже воевать с теми, чей образ жизни, культура, обычаи часто служат образцом для подражания. Кстати, если мы обратимся к истории нашей собственной страны, то обнаружим, что вся дворянская Россия в свое время была просто помешана на всем французском, однако это нисколько не помешало плохо знавшему по-русски русскому же дворянству встать на защиту своего отечества от наполеоновского нашествия. Причем зачастую рафинированные французской культурой русские офицеры обращались с врагом вовсе не так, как требовал манерный рыцарский кодекс, – история партизанства хранит в себе много такого, о чем не принято упоминать в патриотических изданиях.

Словом, никакой измены (во всяком случае массовой, народной) в подобных умонастроениях нет и в помине, но если очень хочется, то ее можно обнаружить где угодно и когда угодно. Вот так и здесь, видно очень уж хотелось.

Ведомое царем и его сыном Иоанном войско подвергает все на своем пути откровенному ограблению и опустошению.

«По русским обычаям только пожарища…»

Но здесь пожарища оставались хоть и за спиной, но отнюдь не отступающей рати, они выжигали вовсе не то, что могло достаться супостату. Тактика «выжженной земли», как оказывается, применима не только по отношению к иноверцу, не только как средство обороны от иноземного вторжения, но и как форма устрашения непокорных.

Сначала была опустошена Тверская область; опричники брали у жителей все, что можно было унести с собой, и уничтожали остальное. «Иоанн, – пишет Карамзин, – велел смертоносному легиону своему начать войну, убийства, грабеж там, где никто не мыслил о неприятеле, никто не знал вины за собою, где мирные подданные встречали государя как отца и защитника. Домы, улицы наполнились трупами; не щадили ни жен, ни младенцев. От Клина до Городни и далее истребители шли с обнаженными мечами, обагряя их кровию бедных жителей, до самой Твери… Иоанн не хотел въехать в Тверь и пять дней жил в одном из ближних монастырей, меж тем как сонмы неистовых воинов грабили сей город, начав в духовенства и не оставив ни одного дома целого: брали легкое, драгоценное; жгли, чего не могли взять с собой; людей мучили, убивали, вешали в забаву; одним словом, напомнили несчастным тверитянам ужасный 1327 год, когда жестокая месть хана Узбека совершалась над их предками.»

За Тверью уничтожительному опустошению подверглись Торжок, Вышний Волочек и другие города и села, лежащие на пути: «Вышний Волочек и все места до Ильменя были опустошены огнем и мечом. Всякого, кто встречался по дороге, убивали, для того что поход Иоаннов долженствовал быть тайною для России!»

Наконец, пришла очередь и Новгорода. «2 генваря передовая многочисленная дружина государева вошла в Новгород, окружив его со всех строн крепкими заставами, дабы ни один человек не мог спастись бегством. Опечатали церкви, монастыри в городе и в окрестностях: связали иноков и священников; взыскивали с каждого из них по двадцати рублей; а кто не мог заплатить сей пени, того ставили на правеж: всенародно били, секли с утра до вечера. Опечатали и дворы всех граждан богатых; гостей, купцов, приказных людей оковали цепями; жен, детей стерегли в домах. Царствовала тишина ужаса. Никто не знал ни вины, ни предлога сей опалы. Ждали прибытия государева.