Все уходящие перед получением брошюр прикладывались ко кресту и батальонному знамени. У многих пластунов навертывались слезы, когда, приложившись ко кресту, они подходили целовать свое родное знамя, чтобы с ним проститься быть может навсегда. Такие минуты никогда не изгладятся из памяти пластуна. По окончании прощания со знаменем командир еще раз поблагодарил их за службу и, пожелав им счастливого пути, скомандовал: «Старики, шагом марш». Тихо и плавно двинулся эшелон, сопровождаемый сердечными пожеланиями, под звуки родного батальонного марша, имея впереди хор батальонной музыки. Некоторые из уходящих имели при себе традиционные хоругви, которые в завернутом виде несутся домой; подходя уже к станице, где пришедших встречают почти все от мала до велика, хоругви разворачиваются и, после молебствия о благополучном окончании службы и возвращении домой, заносятся в церковь. Когда эшелон вышел из урочища, командир остановил его. Все остающиеся пластуны выстроились на шоссе, образуя между своими двумя шеренгами широкий проход. Заиграла опять музыка, уходящие прошли перед командиром батальона церемониальным маршем, а затем, пройдя мимо него, сняли папахи и с громким «ура» проходили среди своих товарищей, напутствуемые наилучшими пожеланиями».
Наверное, основная масса непосвященных читателей, дочитав до конца, скажет: «Хорошие традиции, но о какой преемственности здесь идет речь?»
А о самой непосредственной. Дело в том, что в 1957 году в Лагодехи ГрССР, на том самом казарменном фонде, что остался от пластунского батальона (в районе табачной фабрики), был развернут 43-й батальон специального назначения. А в 1963 году в г. Лагодехи была развернута 12-я обрСпН, которая в 1964 году объединилась с 43-м батальоном.
В 1980 году на базе, где раньше был развернут 43-й батальон спецназа, был развернут 173-й ооСпН, успешно воевавший в ДРА и в ряде локальных конфликтов постсоветского периода. Этому отряду после окончания первой чеченской кампании в 1997 году за особое отличие в боевых действиях было присвоено почетное звание «Донского казачьего».
Круг замкнулся.
«Кормили хорошо, усиленную порцию мяса на котел отпускали, каши не впроед и двойную порцию спирта. Спирт был какой-то желтый, говорят, местный, кавказский, но вкусный и очень крепкий. Бывало, сгоряча забудешь и хватишь залпом стакан, как водку, а потом спроси, «какой губернии», ни за что не ответишь. Чай тоже еще не был тогда введен в войсках, мы по утрам кипятили в котелках воду на костре и запускали в кипяток сухари — вот и чай. Питались больше сухарями, хлеб печеный привозили иногда из Озургет, иногда пекли в отряде и нам доставляли ковригами.
Как-то в отряд привезли муку, разрезали кули, а в муке черви кишат. Все-таки хлеб пекли из нее. «Ничего.— говорили хлебопеки,— солдат не собака, все съест, нюхать не станет». И ели, и не нюхали»31
.Вот описание снаряжения пластуна сороковых—пятидесятых годов XIX века, которое приводит Ф.А. Щербина со слов черноморца-офи-цера, современника и соучастника в боевой и обыденной жизни пластунов: «Пластуны одеваются, как черкесы, и притом как самые бедные
черкесы. Это оттого, что каждый поиск по теснинам и трущобам причиняет сильную аварию их наряду. Черкеска, отрепанная, покрытая разноцветными, нередко даже, вследствие потерянного терпения во время починки, кожаными заплатами, папаха вытертая, порыжелая, но, в удостоверение беззаботной отваги, заломленная на затылок, чевяки из кожи дикого кабана, щетиною наружу—вот будничное убранство пластуна. Прибавьте к этому: сухарную сумку за плечами, добрый штуцер в руках, привинтной штуцерный тесак с деревянным набойником, спереди, около пояса и висящий с боков пояса, так называемые причин-далья: пороховницу, кулечницу, отвертку, жирник, шило из рога дикого козла, иногда котелок, иногда балалайку или даже скрипку, и вы составите себе полное понятие о походной наружности пластуна, как она есть». Таким был пластун сороковых и пятидесятых годов, законченный тип черноморца стрелка и разведчика»32
.Несколько позже о своем снаряжении и обмундировании пишет Владимир Гиляровский. Мы видим, что за 40 лет мало что изменилось: «Вместо сапог я обулся в поршни из буйволовой кожи, которые пришлось надевать мокрыми, чтобы по ноге сели, а на пояс повесил кошки — железные пластинки с острыми шипами и ремнями, которые прикручивались к ноге, к подошвам, шипами наружу. Поршни нам были необходимы, чтобы подкрадываться к туркам неслышно, а кошки — по горам лазить, чтобы нога не скользила, особенно в дождь»33
.