Исторические происшествия в Москве 1812 года во время присутствия в сем городе неприятеля

Затем купец Ларме пришел попрощаться со мною, потому что тоже собрался с упомянутым обозом ехать за границу, и отказался по такому случаю от своей доли живой коровы в любой форме. Это было мне тем более на руку, что я смог найти ей такое хорошее применение, не забивая. У этого Ларме я спрятал пять ящиков со своими лучшими товарами, и все они пропали. Зато перед приходом французов он, в свою очередь, принес мне три дорожные аптечки, чтобы спрятать их где-нибудь в моем жилище (у него все уже было замуровано). Ларме только что получил их обратно от купца, которому он отдавал их на комиссию, и не желал нести их обратно в свой дом. Эти дорожные аптечки остались в моем доме нетронутыми, и я смог их отдать ему в целости и сохранности, когда вместе с остальными вышедшими с французским обозом из Москвы он вернулся ограбленный и в лохмотьях. Эти аптечки очень пригодились теперь Ларме, он мог их продать дорого, потому что медикаменты были в большом дефиците.

Если бы я все свое имущество оставил у себя в доме, а не спрятал по другим

местам, то я не только ничего бы не потерял, но и смог бы выручить за свои товары большие суммы, так как все было чудовищно дорого, при этом не только у офицеров, но и у простых солдат было много денег, которые они не могли употребить, так как нечего было купить. Под защитой стоящих у нас полковников я мог бы свободно торговать, а они бы мне с их разветвленными знакомствами и при том общем уважении, которым они пользовались, поставляли бы мне клиентов, поскольку хорошо ко мне относились.

Но великим знамением милости Божией мне недостойному стало, что я должен был потерять все свое имение. Ибо никогда не поверили бы, что сохранением своей собственности я обязан счастливому стечению обстоятельств. Напротив, это возбудило бы против меня неустранимое подозрение, что в покинул в ноябре прошлого

года Петербург и учредил в Москве новое заведение только затем, что я – как, к несчастью, поступили многие – состоял в тайном умысле с врагами отечества и только этому обстоятельству д'oлжно приписать спасение моей персоны и моего имения. Я могу поистине утверждать, что потеря всего имущества не исторгла у меня ни единой слезы, ни даже одного-единственного вздоха

. Я, напротив, считал себя богачом, видя ежедневно людей, лишенных одежды и прикрытых лишь циновками, без крова, голодных и скитающихся, прежде владельцев больших домов и значительных состояний. У меня же тогда осталось лишь то, что я не счел нужным упаковать и спрятать. Но, уже имея перед глазами опыт, я верил, что всемогущество Божие безгранично и немногое может обратить во множество. Неоценимым преимуществом было уже то, что мое жилище и обстановка моего магазина сохранились невредимы. Благодаря этому я смог начать торговать товарами, которые мне еженедельно высылал из Петербурга мой сын, раньше [остальных], как только неприятель был изгнан из России – тогда как прочие купцы, бежавшие из Москвы, даже если они не потеряли свои товары, долго не могли открыть магазина за недостатком помещения. Поэтому-то я считаю милосердным, хотя и незаслуженным, попечением Божиим то, что я получил ложное известие в тот момент, когда собирался покинуть Москву, не мог позже выехать и должен был

остаться. Отсюда многочисленные случаи вызволения из опасностей укрепили мою веру, мое доверие к всемогущему заступничеству Бога, этим обогатился мой опыт и была заложена основа моего позднейшего возросшего благосостояния.

Это сделало возможным и то, что спустя 8 лет я стал пастором, и то, что до сего дня могу с Божией помощью проповедовать Евангелие безвозмездно, – иначе говоря, чтобы прожить, мне не требуется принимать оплату или вознаграждение за свое служение[501]. Если бы я, уже будучи тогда готовым к отъезду, покинул Москву, то я либо вообще не вернулся бы туда, либо вернулся лишь затем, чтобы узнать о пропаже своих оставленных товаров, – и у меня не было бы ни желания, ни средств учредить второе заведение, коль скоро первое было столь несчастливым.