В доказательство того, что Император Александр постоянно стремился везде строго наблюдать правосудие и справедливость, здесь будет кстати привести следующее письмо его к княгине М. Г. Голицыной, просившей Государя приостановить взыскание долгов ее мужа (камергера князя Александра Николаевича Голицына) или назначить особую комиссию для их разбора.
«Княгиня Марья Григорьевна! Положение мужа вашего, в письме вашем изображенное, привлекает на себя все мое сожаление, если уверение сие может послужить вам некоторым утешением, примите его знаком моего искреннего к особе вашей участия и вместе доказательством, что одна невозможность полагает меры моего на помощь вашу расположения. Как скоро я себе дозволю нарушить законы, кто тогда почтет за обязанность наблюдать их? Быть выше их, если бы я и мог, но, конечно бы, не захотел, ибо я не признаю на земле справедливой власти, которая бы не от закона истекала, напротив, я чувствую себя обязанным первее всех наблюдать за исполнением его, и даже в тех случаях, где другие могут быть снисходительны, а я могу быть только правосудным, вы слишком справедливы, чтоб не ощутить сих истин и не согласиться со мной, что не только невозможно мне остановить взыскания долгов, коих законность утверждена подписью мужа вашего, я не могу удовлетворить просьбы вашей и с той стороны, чтобы подвергнуть обязательства его особенному рассмотрению, — закон должен быть для всех единствен, и по общей его силе признаются ясными и разбору не подлежащими требованиями: вексель, крепость, запись, контракт и всякое обязательство, где есть собственноручная должников подпись и где нет от оной отрицания. Впрочем, мне довольно известно состояние и имение мужа вашего, чтобы надеяться, что, при лучшем распоряжении дел его, продажею некоторой части оного не только все долги заплачены быть могут, но и останется еще достаточное имущество к безбедному вашему содержанию. Сия надежда, облегчая вам жребий, доставит мне удовольствие мыслить, что страхи ваши, может быть, более от нечаянности происшедшие, нежели от самого существа дела родившиеся, сами по себе рассыплются, закон сохранится в своей силе и вы меня найдете справедливым, не переставая верить, что вместе я пребываю навсегда вам доброжелательным». (3)
Известный остряк и каламбурист, обер-камергер А. Л. Нарышкин, пользовавшийся особенным расположением Императора Александра, несмотря на свое огромное содержание имел множество долгов, потому что жил слишком роскошно и был очень добр и щедр.
В 1810 году Государь пожаловал ему Андреевский орден с бриллиантовыми украшениями, ценою тысяч в тридцать. Новопожалованный кавалер, вечно нуждавшийся в деньгах, поспешил заложить этот орден в ломбард, как вдруг, вслед за тем, при дворе был назначен какой-то большой праздник, на который, разумеется, следовало непременно явиться в новой звезде. Что делать и как выпутаться из затруднений? Деньги, полученные под залог ордена, были уже истрачены, достать их скоро нельзя, а директор ломбарда был человек неумолимый и неспособный поддаться никаким красноречивым просьбам о ссуде ордена закладчику хоть на четверть часа прежде уплаты всей ссуды. Сказаться больным, лечь в постель и принимать лекарство представлялось в настоящем случае средством неловким и неудобным. Оставался один только исход: прибегнуть к царскому камердинеру, у которого хранились две бриллиантовые звезды Государя, одна из них, новенькая, стоила шестьдесят тысяч рублей. Нарышкин пустил в ход всевозможные убеждения, просьбы, любезности, обещания и после продолжительных переговоров склонил камердинера дать ему надеть новую звезду государеву, под клятвой, что она будет возвращена немедленно после праздника. Весьма довольный, Нарышкин явился в этой звезде во дворец. Случайно взглянув на орден, Император по четырем крупным бриллиантам, украшавшим углы, заметил разительное сходство с его собственною новою звездою. Несколько раз пристально всмотревшись в орден, Государь подошел к Нарышкину, отвел его в сторону и сказал:
— Вот странность, кузен, вы носите звезду точь-в-точь такую, какую я недавно получил от моего ювелира.
Смущенный Нарышкин отвечал несколькими безсодержательными и безсвязными фразами. Такое замешательство, ввиду загадочно-торжественного сходства одного орденского знака с другим, разумеется, еще сильнее возбудило в Государе подозрение, и он с явною сухостью и неудовольствием сказал Нарышкину:
— Не знаю, кузен, ошибаюсь ли я, но скажу вам прямо: полагаю, что это именно моя звезда, сходство с нею просто поразительно.
Окончательно сконфуженный и уничтоженный, обер-камергер признается тогда в своей проделке и, предавая себя вполне заслуженной каре, просит только помилования чересчур податливому царскому камердинеру. Изумленный такой неожиданной развязкой, благодушный и снисходительный Александр мгновенно смягчился. Подавив в себе чувство справедливого негодования, он милостиво отвечал кающемуся придворному: