Исторические рассказы и анекдоты из жизни Русских Государей и замечательных людей XVIII–XIX столетий

Один молодой чиновник, получавший от отца по пятьдесят рублей первого числа каждого месяца, встретил крайнюю нужду, вследствие карточного проигрыша, в деньгах. Отец его был человек аккуратный до странности: сын даже накануне не имел права просить у него назначенного ему месячного содержания. Не смея обратиться к отцу (гласных же касс ссуд тогда не было), N. отправился к своему приятелю-офицеру, у которого всегда были свободные деньги. Не застав его дома, он прошел прямо в спальню и в знакомом ему месте, где тот клал деньги, никогда не запирая, взял 50 рублей, рассчитывая сказать ему об этом при свидании. Между тем приятель-офицер возвратился домой и, недосчитавшись денег, заявил о том полиции. При допросе денщик, утверждая, что он денег не брал, указал на N., который один входил в спальню, когда барина не было дома. Таким образом, и, быть может, без желания хозяина, N. был привлечен к следствию. Он, разумеется, во всем сознался, объясняя, что не успел только предупредить приятеля. Но тем не менее по этому делу было назначено следствие и обвиняемый заключен под стражу при полиции. Отец, узнав о несчастье, постигшем сына, подал Императору Николаю прошение, где, не оправдывая сына до окончания следствия, просил лишь о скорейшем решении, так как люди, с которыми был заключен молодой человек, могли или совершенно растлить его, или произвести на него такое нравственное потрясение, что он во всяком случае не мог бы оставаться полезным членом общества, хотя и оказалась бы в его поступке одна необдуманность.

Государь на этом прошении положил следующую резолюцию: «Завтра в десять часов представить мне на конфирмацию».

Таким образом, менее чем в сутки дело должно было пройти по следующим инстанциям: представлено в губернское правление, в губернском правлении составлен журнал о неимении препятствия к преданию суду N., подписан всеми членами, утвержден губернатором, пропущен прокурором, и затем дело при указе отослано в уездный суд, в уездном суде составлен приговор (чего, конечно, нельзя было бы сделать без знакомства с делом), подписан членами, пропущен уездным стряпчим, затем дело при рапорте представлено в уголовную палату на ревизию, в уголовной палате составлено определение, подписано членами, пропущено прокурором и препровождено при отношении на заключение губернатора, а с заключением его, при рапорте представлено в Правительствующий Сенат, где составлено определение, подписано сенаторами, пропущено обер-прокурором и препровождено на заключение министру внутренних дел (так как N. служил по его ведомству), а с его заключением — через министра юстиции — в комитет министров и через этот последний уже Государю Императору на конфирмацию. Понятно, что ночь была проведена всеми без сна, во всех поименованных выше местах были чрезвычайные заседания. Всю ночь скрипели перья, летали курьеры, и высочайшая воля была исполнена. Конечно, при обыкновенном течении этого дела потребовалось бы времени по меньшей мере год.

Государь, рассмотрев подробно все представленные ему бумаги, приказал разжаловать N. в солдаты, а через месяц во внимание к службе отца помиловал его. (1)

* * *

При лейб-уланском полку, которым командовал Великий Князь Константин Павлович, состоял ветеринар по фамилии Тортус, прекрасно знавший свое дело, но горчайший пьяница. Тортус разыгрывал в полку роль Диогена и своим ломаным русским языком говорил правду в лицо всем, даже Великому Князю, называя всех «ты». Константин Павлович очень любил Тортуса и никогда не сердился на его грубые ответы и выходки.

Однажды во время похода Великий Князь, приехав на бивуак, спросил Тортуса, хорошо ли ему при полку?

— В твоем полку нет толку! — отвечал старик и, махнув рукой, ушел без дальнейших объяснений.

Раз Великий Князь постращал за что-то Тортуса палками.

— Будешь бить коновала палками, так станешь ездить на палочке, — заметил хладнокровно Тортус.

В другой раз Великий Князь похвалил его за удачную операцию над хромою лошадью.

— Поменьше хвали, да получше корми, — угрюмо отвечал старик.

Великий Князь рассмеялся, велел Тортусу прийти к себе, накормил его досыта и сам напоил допьяна. (1)

* * *

Великий Князь Константин Павлович писал до такой степени дурно и неразборчиво, что иногда писем его нельзя было прочитать. А. П. Ермолов, находившийся в постоянной переписке с ним, часто говорил ему об этом. Раз они не виделись четыре месяца, и в течение этого времени Ермолов получил от Великого Князя несколько писем. При свидании Великий Князь спросил его:

— Ну что, ты разобрал мои письма?

Ермолов отвечал, что в иных местах попытка удалась, а в других нужно было совершенно отказаться от нее.

— Так принеси их, я прочту тебе. — сказал Великий Князь. Ермолов принес письма, но Великий Князь, как ни старался, сам не мог разобрать того, что написал. (1)

* * *