Исторические рассказы и анекдоты из жизни Русских Государей и замечательных людей XVIII–XIX столетий

Известно, что в начале царствования Императора Николая евреи легко могли обходить натуральную воинскую повинность, расплачиваясь деньгами за рекрутов и записываясь в гильдии. Не раз возникал вопрос, что несправедливо налагать исключительно на русских самую тяжелую службу — солдатскую, а евреям давать возможность уклоняться от нее, но большинство влиятельных лиц доказывали, что израильское племя — хилое и слабое, из евреев не выйдет сносных служак и они только составят лишнюю обузу и бремя для полков, да и народ они трусливый от природы, ненадежной нравственности, жадный и корыстолюбивый, потому легко могут быть изменниками и дезертирами в горячей борьбе с врагами. Долго это мнение брало верх, но граф Н. С. Мордвинов, известный и честнейший государственный деятель, решился во что бы то ни стало убедить Императора Николая в необходимости брать с евреев солдат натурою. Он представил неотразимые убеждения, что эта самая справедливая и законная мера правительства должна быть приведена в исполнение, и чем скорее, тем лучше. Государь приказал повести это дело формально.

С величайшим ужасом прослышали евреи об этих горьких для них замыслах, с быстротой молнии разнеслась по всем кагалам России весть об опасности и о конце безпечального житья, аки бы во дни Соломоновы. Всюду наложены были самый тяжелый пост и добровольные пожертвования. Этот оригинальный пост состоял в том, чтобы каждый сократил расход на свои ежедневные издержки на три четверти; если еврей тратил обыкновенно 1 рубль в день, теперь он должен был довольствоваться 25 копейками, а 75 копеек остальных вносить в общую сумму кагала, то же самое следовало проделывать со свечами в день шабата, то есть зажигать их в четыре раза менее обыкновенного. Такой чрезвычайный пост в течение месяца образовал громадную цифру в несколько сот тысяч из свободных остатков от еврейского продовольствия, из пожертвований и свечного сбора. Эта сумма назначалась на подкупы влиятельных лиц в Петербурге, которые постарались бы не допустить рекрутской повинности с евреев натурою. Еврейские богачи взяли эти деньги и отправились обделывать свои делишки, в большинстве случаев они были довольны, потому что их хлопоты были удачны.

Но вот они встретили главное препятствие в безкорыстном и неподкупном графе Мордвинове, на стороне которого был Государь. «Если он хоть немного поддастся на вашу руку, или по болезни не приедет в Государственный совет, или просто будет молчать в заседании, тогда несомненно ваша возьмет» — так утверждали подкупленные царедворцы. И еврейские представители обдумали, каким образом удобнее подступить к адмиралу Мордвинову, а время заседания Государственного совета по воинской повинности евреев приближалось. Вот являются ходоки к графу и просят уделить им четверть часа времени, он вышел и начал внимательно выслушивать их. Как тонкие знатоки сердца человеческого, они сначала затронули его со стороны гуманности и между прочим убеждали: «Какая особая заслуга будет для вашего сиятельства, когда миллионы подданных Императора на пространстве целой России поднимут плач и гвалт и станут посылать проклятия виновнику своего несчастья?»

— Пускай лучше сыплются на мою голову проклятия евреев, — сказал с улыбкой Мордвинов, — а то теперь приходится выслушивать от своих собратьев — православных, которые хозяева Русской Земли и заслуживают всякого облегчения.

Тогда евреи приступили к главному, по их мнению, убедительному практическому средству и стали предлагать графу громадные деньги, чтобы он не препятствовал проведению доказательств в их пользу в Государственном совете.

— Я доселе не торговал ни правдой, ни совестью! — гордо отрезал Мордвинов.

— Ваше сиятельство! Кому неизвестна неподкупность ваша и Сперанского? Неужели вы нас считаете столь низкими и презренными, что мы смеем просить вас продавать и покупать неоцененные сокровища вашей души? Мы предлагаем вам двести тысяч рублей единственно за то, чтобы вы молчали в Государственном совете, а на эту сумму вы можете много оказать благодеяний и сделать добра.

— Так двести тысяч рублей за то только, чтобы я молчал? — переспросил Мордвинов. — Так ли я вас понял?

— Совершенно верно, исключительно только за молчание, и никакой тут кривды не должно быть с вашей стороны.

— Если так, давайте деньги; во все заседание Государственного совета по вопросу, вас интересующему, не выскажу ни одного слова ни в вашу пользу, ни против вас.

— Шутить изволите, ваше сиятельство? — с чувством подобострастия говорили представители кагала.

— Какие тут шутки! Обещаю верно и даю вам честное слово, что поступлю, как сказал.