Исторические записки. Т. IV. Трактаты

Важно отметить пестроту порайонных культов, существовавшую в чжоуском Китае. Так, горное княжество Ци считалось издавна средоточием небесных сил, и в нем приносились жертвы восьми духам: небесному и земному владыкам, владыке войны, владыкам сил инь и

ян, владыкам Луны, Солнца и четырех времен года. Здесь нет еще обособления и особого приоритета жертвам духу Солнца и Земли, они идут в общем ряду священных объектов[6]

. Даже краткое перечисление существовавших в III-II вв. до н. э. служб и ритуалов поражает своим разнообразием. Десятки горных вершин, рек и озер были объектами постоянного поклонения. Кроме того, констатирует Сыма Цянь, в одной только столичной области Юн «насчитывалось более ста храмов в честь Солнца, Луны, созвездий Шэнь, Бэйдоу, планет Ин-хо, Тай-бо, Суй-син, Чэнь-син, 28 зодиакальных созвездий, в честь князя ветра Фэн-бо, пастыря дождей Юй-ши, четырех морей, девяти и четырнадцати [заслуженных] чиновников, Чжу-бу — всех звезд, Чжу-янь — всех дорог, Чжу-цю — всех духов людей, которым приносятся жертвы совместно. На западе имелось также несколько десятков жертвенников.

Новая династия Хань весь этот огромный пантеон духов оставила почти без изменений. Первый ханьский император, Гао-цзу, «все церемонии и обряды [повелел] проводить, как и прежде», хотя число Верховных правителей (или владык) увеличил до пяти и в ряде эдиктов сделал особый упор на сооружении алтарей и храмов в честь духа земли и злаков как в столице, так и на местах. [41]

Вторая половина главы рассказывает о верованиях и суевериях, о системе жертвоприношений, господствовавших в правящих кругах ханьского Китая в период царствования У-ди, во второй половине II в. до н. э., свидетелем которых был астролог двора Сыма Цянь. Обращает на себя внимание исключительная насыщенность дворцовой жизни Хань всякого рода службами, поездками в священные места, поисками и выработкой форм ритуалов. Наряду с культами Неба и Земли и жертвоприношениями фэн и шань

в их честь равноценное им значение приобретает разработанный до деталей культ духа Тай-и — Великого единого, — включающий создание особого жертвенника и пышного ритуала жертв, посвященных ему. Этот дух, представляющий все сущее, т. е. весь мир существ, пришел, по-видимому, из даосской традиции и составной частью вошел в ханьский религиозный синтез. Исключительно большое место при У-ди занимают различные магические действа, истолкование всякого рода знамений (поимка единорога в 122 г., находка треножника в 113 г., появление кометы, желтых облаков и т. д.), вера в чудеса (следы великана или небожителя, вознесение Хуан-ди на небо на драконе и т. п.). Перед нами проходит целая вереница магов, шаманов и всякого рода шарлатанов (Ли Шао-цзюнь, Шао-вэнь, Луань Да, Цзинь, Гунсунь Цин и др.), возвышавшихся при У-ди до высоких постов, получавших громкие звания, наживавших большие состояния и дурачивших императора и его окружение всякими небылицами. Сыма Цянь описывает суеверия, веру в нечистую силу, в духов, в небожителей, в перевоплощение душ (Святая женщина) и в бессмертие, которые были распространены в ханьской верхушке конца II в. до н. э.; он не упоминает народных верований и суеверий, но очевидно, что в гуще населения тогдашнего Китая господство анимистических верований и суеверий было еще более всеобъемлющим.

Каково же отношение самого историка ко всему изложенному? Прежде всего отметим, что Сыма Цянь рассказывает о сложной системе ритуалов и жертв последнего периода не по письменным источникам и устным преданиям, как это он делал в отношении доханьских времен, а по собственному опыту и наблюдениям.

Разумеется, Сыма Цянь, верный своей повествовательной манере, стремится излагать историю верований и жертвоприношений последовательно и по-своему объективно. Ю. Л. Кроль говорит о двух несливающихся голосах историка: «Один из них — безличный «голос предания», призванный, по словам Сыма Цяня, «передавать события прошлого», другой — глубоко личный голос историка. Книга Сыма Цяня — арена взаимодействия этих двух голосов. У обоих голосов разные функций (предметные задания), эмоциональные окраски и [42] стилистические характеристики» [10, с. 48]. В отношении гл. 28 можно сказать, что в ее второй части эти два голоса действительно слились, ибо речь идет о событиях, в которых непосредственно участвовал Сыма Цянь и к которым он по ходу изложения выразил свое отношение.

Сыма Цянь, безусловно, верил во всемогущество духов, он был истинным «астрологом двора». Однако его неприязнь вызывали всякого рода шарлатаны и маги, к которым так благоволил У-ди, поэтому, рассказывая об их проделках, историк стремится подчеркнуть их неудачи, связанные с неумением дать «верное» предсказание.