Истории без любви

А что, в сущности, изменилось? Среди сопровождающих бумаг в письме на бланке патоновского института подпись ученого секретаря сменила подпись директора ИЭС. И все. Работа-то осталась прежней, и отзыв на нее тоже остался прежним. И так же далеко еще до внедрения, потому что существует разрыв между теорией и возможностями технологии. Да он и должен быть. Иначе наука топталась бы на месте. Это ясно любому, кто так или иначе близок к поиску. Неужели все дело в одной подписи?..

— Ну вот и все. С неотложными делами покончено, остальные могут подождать, — удовлетворенно заметил секретарь. Он нажал кнопку звонка и многозначительно сказал вошедшей секретарше: — Людмила Федоровна, мы с товарищем Дейнеко будем работать, никого ко мне не пускать. Телефон переключите на себя...

Потом хозяин кабинета вышел из-за стола и сел в кресло напротив. На какую-то долю секунды Евгению показалось, что блеснули в его глазах раздражение и неприязнь. Но нет, собеседник смотрит на него радушно и приветливо.

— Признаться, не разобрался я при первой встрече. Уж разреши тебе «ты» говорить, как я привык в армии, да и в сыновья ты мне годишься.

— Да, да... Пожалуйста... — растерянно пробормотал Евгений.

— А ты вон какой оказался. Открытие на уровне мировых стандартов!

— Ну зачем уж так? Просто работа. Почти шесть лет на нее ушло.

— Эх молодость, молодость! Не понимает сама, что творит. Тебе сейчас сколько? Двадцать восемь? И уже весомая работа, диссертация... Через пару лет, глядишь, и новый сплав пойдет — «МД». «Металл Дейнеко!». Звучит? А ты — просто работа... Надо уметь мечтать. Трудиться ваше поколение научилось, а мечтать нет. Мы в ваши годы как мечтали, хотя время было суровое, послевоенное... И мне столько же было тогда. А я еще и диплома-то не имел. На третьем курсе грыз гранит науки. А мечтал. Диссертацию-то защитил, когда шевелюра поредела да седина появилась. К тому времени силы были уже не те, война их перемолола...

Евгений слушал хозяина кабинета со странным чувством. Унижение, испытанное в первой беседе, запомнилось накрепко. Но и в нынешних словах собеседника звучало такое, от чего невозможно было закрыться своей персональной обидой. Почему-то вспомнился отец в выцветших старых галифе, которые он надевает теперь для работы на огороде. И еще его руки. Огромные ладони с отполированными буграми вечных мозолей. Отец говорил, они остаются только от саперной лопатки и не сходят никогда. Интересно, сохранились они у собеседника?

Невидимая тоненькая ниточка, казалось, вдруг протянулась через тот ров обиды, отчаяния и унижения, между двумя такими различными собеседниками в этом обширном кабинете. И Евгению вдруг захотелось говорить откровенно, как тогда, у Шефа, не стесняясь в выражениях, не отбирая тщательно слов, не взвешивая их на весах кратких и неясных еще отношений. Он с трудом подавил в себе это желание и лишь непонятно для чего согласно кивнул.

То ли собеседник чутьем бывалого человека понял, что творится у Евгения в душе, то ли посчитал, что тот, прежний, конфликт улажен, только голос его вдруг вновь зазвучал собранно, по-деловому:

— Я тут накануне просмотрел ваши бумаги. Две из них составлены не по форме. Во-первых, отзыв кафедры металлофизики. Это все же документ, а не сонет любимой девушке. Пусть подчистят, уберут эпитеты, сделают строже. Не всюду любят лирику. Кое-кто из нас, грешных, предпочитает в таких делах стиль строгий. Второй документ — отзыв оппонента. Да, того самого. Авторитет его, конечно, велик. Но бумагу придется переделать. И сроку тебе, — голос собеседника вновь утратил официальные нотки, — на все это две недели. Время, оно не ждет. Да это и в твоих интересах. Новые бумаги занесешь сам. Если меня не будет, отдашь секретарю. Когда получишь «металл Дейнеко», не забудь. А то у вас, молодых, память короткая. Как успех приходит, нас, стариков, сразу побоку... Ну, будь здоров...

«КУЛИНАРНЫЙ КОМПЛЕКС» НА КРАСНОАРМЕЙСКОЙ УЛИЦЕ

И снова стыли на тарелках демократичные вареники. И снова низким голосом Эдиты Пьехи грохотала в углу радиола, запущенная за пятак кем-то из молодых сотрудников. И опять, как три месяца назад, с сожалением, завистью и насмешкой смотрел кандидат наук Валя Белогуренко на Женю Дейнеко. У него все эти предзащитные хлопоты, отзывы, переговоры с оппонентами и волнения от неизвестности были позади. И потому — неповторимы.

Женя в лицах передал последний разговор с ученым секретарем.

— А ты и расчувствовался! Наконец-то чиновник принял тебя по-человечески. Ты же сразу ударился в лирику.

— Это не лирика, Валя. Это сложнее, что ли. Другое, в общем...

— Что другое? Ну воевал мужик. Так кто тогда не воевал в его возрасте?.. По-моему, ты все усложняешь. Удивительно! В деле ты, как буйвол, идешь напролом. Прибор нужен — зубами вырвешь. Помнишь, какой бенц устроил, когда я в твое время на установке работал?

— Ну, помню...

— А в общении с людьми, честное слово, ты телок. Тебя элементарно обвели.

— Ты думаешь, он играл?

— Конечно.

— Значит, и защиты не будет?