Истории для кино

А в остальном, не считая высоток и «хрущоб», Москва оставалась прежней – старинный центр, Красная площадь, башни Кремля, мосты на Москвой-рекой. На вечерних слабоосвещенных улицах было много людей, но еще совсем мало машин. По одну сторону Большого Каменного моста на месте бывшего (и через тридцать лет – будущего) Храма Христа Спасителя пока еще размещался бассейн «Москва», а по другую – знаменитый «дом на набережной» с Театром эстрады.

Туда, в театр, мы еще придем, а пока заглянем в уже не менее знаменитый дом – жилищный кооператив Большого театра на Каретном ряду. В этом доме жили не только певцы и балеруны, но и многие известные деятели культуры других жанров.

Жил здесь и Леонид Осипович Утесов.

И сейчас в его квартире из шикарного прибалтийского приемника «Ригонда» звучит знакомая каждому советскому человеку песня «Дорогие мои москвичи» в исполнении дуэта Утесова и его дочери Эдит:

Затихает Москва, стали синими дали,Ярко блещут кремлевских рубинов лучи.День прошел, скоро ночь. Вы, наверно, устали,

Дорогие мои москвичи.Можно песню окончить простыми словами,Если эти простые слова горячи.Я надеюсь, что мы еще встретимся с вами,Дорогие мои москвичи!Ну что сказать вам, москвичи, на прощанье?Чем наградить мне вас за вниманье?До свиданья, дорогие москвичи, доброй ночи,

Доброй вам ночи, вспоминайте нас…

Леонид Осипович – уже грузный, но еще крепкий, уже седеющий, но с еще молодыми глазами, – стоит посреди комнаты, тоскливо подчиняясь рукам шустрого портного, заканчивающего подгонку на нем нового костюма.

Перед старинным, карельской березы, трельяжем наносит последние косметические штрихи сорокалетняя и, увы, слегка увядающая красавица – дочь Дита.

В углу застыл с несколькими галстуками на согнутой руке все еще невероятно привлекательный, с латиноамериканскими жгучими глазами и усами, Алик – муж Диты, кинорежиссер-документалист Альберт Генденштейн.

А когда по домам вы отсюда пойдете,Как же к вашим сердцам подберу я ключи,Чтобы песней своей помогать вам в работе,

Дорогие мои москвичи?Синей дымкой окутаны стройные здания,Ярче блещут кремлевских рубинов лучи…Ждут вас завтра дела, скоро ночь, до свидания,Дорогие мои москвичи!

Утесов вдруг нервно вскрикивает:

– Дита, выключи кричалку, я уже слышал это произведение!

Рука Диты, подносящей щеточку к глазу, чуть вздрагивает: она знает, очень хорошо знает, от кого у отца эти дурацкие словечки: «кричалка» вместо радио, «чесалка» вместо расчески, «обалденочка» вместо водки… Но Дита ничем не выдает свое знание, а послушно встает, чтобы выключить приемник. Однако песня уже закончилась, и звучит голос диктора: «Конечно, песня „Дорогие мои москвичи“ дорога не только москвичам, но и всем советским людям, которые поздравляют всенародно любимого артиста Леонида Осиповича Утесова со славным юбилеем – семидесятилетием!»

Все верно, дожил. Семьдесят. Когда? Как столько лет пролетело? Не заметил. Просто жил, жил, жил – и дожил. А диктор по радио продолжает заливаться бессмысленным соловьем: «В этот радостный и знаменательный для каждого человека день человек оглядывается на свою человеческую жизнь и по-человечески задумывается: что же сделано за эти семьдесят лет…»

– Эту цифру я тоже уже слышал! – торопит Утесов дочь.

Дита наконец выключает приемник. Но отец не успокаивается:

– И закрой простудилку!

И снова глаз Диты чуть дергается, реагируя на очередное дурацкое словечко. Но она переспрашивает ровным голосом, как ни в чем не бывало:

– Что, папа?

– Я говорю, закрой форточку! На улице прохладно!

– О, есть такой анекдот! – оживляется портной.

Этот портной – не просто так себе портной. Этот портной – Исаак Соломонович Затирка. Фамилия такая. Не просто фамилия – легенда.