Истории из предыстории. Сказки для взрослых

В наступившей тишине раздается вздох, довольно откровенный зевок, негромкое чихание. Затем с места в карьер Патриция разражается потоком слов.

Патриция (жеманно, слегка в нос). Добрый вечер. А может быть, добрый день. Который час? О, сколько народу! Какое сегодня число? Какой год?

Петер. Девятнадцатое декабря две тысячи сто пятнадцатого года. Ты что, забыла? Сегодня день твоего рождения. Поздравляю, Патриция.

Все. Поздравляем вас, Патриция.

Восторженные восклицания, обрывки фраз.

— Как она грациозна!

— Фройляйн, позвольте несколько вопросов.

— Потом, потом! Дайте ей опомниться.

— Вы видите сны? Что вам снится в холодильнике?

— А что вы думаете о…

Ильза

. Она должна помнить Наполеона и Гитлера!

Бальдур. Думай, что говоришь, Ильза! Это же было два века назад!

Лотта (решительно прерывает их). Разрешите пройти. Надо же кому-то позаботиться о практических вещах. Может быть, ей что-нибудь нужно. (Патриции.) Выпьешь чаю? Или чего-то посущественнее, бифштекс например? Или сначала примешь душ и переоденешься?

Патриция. Пожалуй, чаю, спасибо, Лотта, ты такая милая. Больше пока ничего не нужно. Ты же знаешь, у меня спазмы в желудке сразу после размораживания. А там посмотрим, может, бифштекс и съем. А, Петер! Ну как ты тут? Как твой ишиас? Какие новости? Закончилось совещание в верхах? А снег уже выпал? Не выношу зиму: вечные простуды, насморк. А как твое здоровье, Лотта? Выглядишь ты отлично, даже поправилась немного.

Мария. Увы, все мы стареем.

Бальдур. Почти все. Позволь мне, Петер… я столько слышал о Патриции и так долго ждал этой встречи, что теперь… (

Патриции.) Простите за нескромность, фройляйн, но я знаю, что времени у вас в обрез, и хотел бы узнать, каким вам представляется наш мир, и расскажите немного о себе, о двадцатом веке, которому мы многим обязаны, о ваших планах на будущее…

Патриция (высокомерно). Ничего особенного, человек ко всему привыкает. Вот, к примеру, герр Петер Тёрл. Ему под пятьдесят (с издевкой), волосы изрядно поредели, животик выпирает, появились боли в пояснице… А для меня всего два месяца назад он был двадцатилетним юношей, который сочинял стихи и хотел записываться добровольцем в уланский полк. А три месяца назад ему было всего десять лет, он звал меня тетя Патриция и плакал, когда меня замораживали, все пытался залезть вместе со мной в холодильник. Не правда ли, дорогой? Ну ладно, не хмурься! А пять месяцев назад его еще и в помине не было, а был его отец, полковник из четвертого иностранного легиона… хотя нет, тогда он был лишь лейтенантом… С каждым моим пробуждением у него прибавлялось число звездочек на погонах и убавлялось число волос на голове. Он ухаживал за мной… Целых восемь пробуждений. Тёрлы все одинаковы… должно быть, наследственное… У них, как бы поточнее выразиться… весьма странное представление об опеке. (Голос Патриции становится слабее, слова — неразборчивее.) Даже их родоначальник, представьте…

Последние слова Патриции заглушает громкий голос Лотты.

Лотта (обращаясь к зрителям). Слыхали? Поняли теперь, что это за девица? Ну никакого такта! Конечно, я располнела, ведь я не в холодильнике живу. А она — нет, она вечна, неподвластна времени, как брильянт, как золото. Но уж чересчур любит мужчин, особенно чужих мужей. Кокетка, ветреница! Сами посудите, могу ли я относиться к ней терпимо? (Вздыхает.) И что самое огорчительное — мужчинам она тоже нравится, несмотря на свой преклонный возраст. И дело тут не в Тёрлах, все мужчины одинаковы, особенно интеллигенты… Девицы такого сорта отлично знают, что достаточно состроить им глазки, томно вздохнуть, вспомнить о своем детстве — и они уже на крючке. Но у нее-то от этого одни неприятности: через месяц-другой ей приходится терпеть домогательства стареющего донжуана… Не думайте, что я слепая или дурочка! Я сразу заметила, что нынче она с моим мужем разговаривает совсем по-иному — насмешливо, даже с издевкой. Еще бы, на горизонте появился мужчина помоложе. Но поглядели бы вы на нее в прежние годы. Я готова была ее растерзать! Однако… доказательств нет. Мне ни разу не удалось застать их на месте преступления. Но кто поручится, что между Патрицией и так называемым опекуном все было невинно? Что все размораживания были официально зафиксированы в ее характеристике? Не знаю, как вы, я в этом сомневаюсь. Весьма сомневаюсь.

Пауза. Слышен приглушенный разговор.

Но сегодня вы, должно быть, и сами заметили кое-что новое. Вернее, кое-кого. Красотка ищет кого-нибудь посвежее. Слышите? О, Патриция знает, чего хочет!