Истории из предыстории. Сказки для взрослых

Главный редактор тотчас поместил его в очень дорогую клинику. Пролежав несколько недель, он поправился и вернулся в редакцию. Как обычно, два часа постучал на машинке и вручил материал главному. Тот прочел и ахнул: это были вчерашние новости, уже опубликованные во всех газетах. Травма потрясла Доменико Питти, и он стал жить вчерашним, а не завтрашним, днем. Главный устроил его в еще более дорогую клинику, созвал консилиум самых известных профессоров, но все напрасно — уникальный дар не восстанавливался. Поскольку теперь журналист не годился даже для самой рядовой редакционной текучки, главный его уволил.

Всеми забытый, Доменико Питти влачил жалкое существование.

Однажды он шел купить себе булочку, и ему на голову упала черепица. Когда он очнулся, то, несмотря на пробитую голову, завопил от радости, ибо понял, что снова перенесся в завтрашний день, стало быть, опять сможет предвосхищать события.

В полной уверенности, что его возьмут на прежнее место, он помчался в редакцию, мечтая о новом триумфе. Однако насладиться им журналисту не пришлось. Как пример информации о завтрашних событиях он напечатал следующее: «Завтра журналист Доменико Питти, широко известный несколько лет назад, скончается от последствий травмы, полученной в результате падения ему на голову черепицы».

Информация соответствовала действительности: на следующий день он в самом деле умер; и все газеты написали в некрологах, что он был самый великий, но и самый невезучий из всех когда-либо живших на Земле газетчиков.

Человек, сокращавший время

Неизвестно как, но ему это удавалось. В возрасте четырех лет, страстно мечтая о школе, он перескочил через два года и пошел в первый класс.

— Ох, как тянется время! Целый месяц до дня рождения… — И пропускал месяц, чтобы поскорее получить подарки.

Он проскакивал годы, чтобы скорее догнать старших мальчишек, стать таким же высоким и сильным и никого не бояться.

Рос он не по дням, а по часам. В четырнадцать лет, чтоб его пускали в кино на «Детям до восемнадцати…», он решил пропустить еще четыре года. На бывших сверстников он смотрел свысока: они еще дети, а у него уже борода и мощные бицепсы.

На работе из желания больше получать он сделал себя тридцатилетним и получил надбавку за стаж. Потом сорокалетним — чтобы его повысили в должности. По этой системе он без труда в кратчайший срок достиг вершин карьеры. Устав от работы, перескочил в шестьдесят пять и вышел на пенсию. Но теперь он больше не сокращает время, напротив — дорожит каждой минутой. Постарев, одряхлев, он то и дело глядит на часы.

— Не спешите! — умоляет он их, поглаживая циферблат. — Пожалуйста, не спешите!

Он слышит неумолимое «тик-так, тик-так» и вздрагивает. Тик — секунда прошла, так — о боже, еще одна пролетела!

— Помедленней, прошу вас, часы, я не хочу умирать! Ах я горемычный, как же быстро летит время!

Полчаса жизни

Некий генерал совершил государственный переворот, взял власть в свои руки и с того дня сам всем командовал. Ввел жесточайшую диктатуру: кроме власти захватил еще и время, которое использовал самым беспощадным образом.

Чтобы заставить людей без передышки работать, он вычеркнул из календаря все выходные и праздники: с пятницы все перескакивали прямо в понедельник. Даже ночь он урезал на три часа — пусть меньше спят и больше работают. Отпуска запретил, каникулы — зимние и летние — отменил, у мальчишек отнял лучшие годы жизни — с четырнадцати до двадцати одного года: кончат среднюю школу — и сразу на военную службу.

Правда, в тюрьму он не сажал. Но вовсе не потому, что в нем теплилось какое-то милосердие, просто он изобрел более страшное наказание: скажем, вместо того, чтобы присудить двадцать лет тюрьмы, человеку урезали двадцать лет жизни. К примеру, если обвиняемому сорок, он по приговору мгновенно превращался в шестидесятилетнего старика.

Не в силах больше переносить такую жестокость, народ восстал. Генерала низложили и предали суду за его преступления.

Судили его все граждане, собравшись на центральной площади. Единогласно решили в последний раз воспользоваться установленными им законами — применить их к самому диктатору. Ему дали — вернее, урезали — самый большой срок — тридцать лет, а поскольку жить ему оставалось тридцать лет и тридцать минут, то в его распоряжении было теперь всего полчаса.

Как только эти полчаса начали истекать, генерал бросился на колени, моля о пощаде. И по мере того, как продвигались стрелки часов на городской башне, он все отчаяннее плакал и просил прощения. Многие, памятуя причиненное им зло, оставались непоколебимыми, другие, видя такие страдания, смягчились.

— По-настоящему справедливое государственное устройство должно быть милосердным, — утверждали они.

— Милосердия заслуживает не каждый, — возражали другие.

На двадцать девятой минуте, учитывая разногласия, решили проголосовать: то ли оставить приговор в силе, то ли отменить. Голосование было открытое.

А вы за что бы подняли руку? У вас всего минута на размышление.

Бесполезная болтовня о времени