Истории московских улиц

По расследовании оказалось, что распространялись прокламации купеческим сыном Верещагиным и почтамтским чиновником Мешковым. Появлению провокационных прокламаций посвящено обращение Ростопчина к москвичам от 3 июля 1812 года:

"Московский военный губернатор, граф Ростопчин, сим извещает, что в Москве показалась дерзкая бумага, где между прочим вздором сказано, что французский император Наполеон обещается через шесть месяцев быть в обеих российских столицах. В 14 часов полиция отыскала и сочинителя, и от кого вышла бумага. Он есть сын московского второй гильдии купца Верещагина, воспитанный иностранными и развращенный трактирною беседою. Граф Ростопчин признает нужным обнародовать о сем, полагая возможным, что списки с сего мерзкого сочинения могли дойти до сведения и легковерных, и наклонных верить невозможному. Верещагин же сочинитель и губернский секретарь Мешков переписчик, по признанию их, преданы суду и получат должное наказание за их преступление".

Верещагин и Мешков были по закону приговорены "за измену" к смертной казни, но "за отменением оной" их следует "бить кнутом и, заклепав в кандалы, сослать в каторжные работы". До исполнения приговора они были водворены в тюрьму.

С легкой руки недобросовестных историков и писавших о ростопчинских афишках с их слов многочисленных популяризаторов в литературе получило всеобщее распространение представление о ростопчинских листовках как о дурного вкуса пустых агитках, наполненных, как и положено агиткам, похвальбою и ложью. Обращение же к самому источнику (что весьма желательно при пользовании трудами дореволюционных либеральных и послереволюционных советских историков) опровергает это заблуждение полностью. Ростопчин не лукавил, не обманывал читателей. Все сообщаемые им факты и цифры соответствуют действительности, а общая идея борьбы против оккупантов отвечала общенародным настроениям.

Современник описываемых событий историк И.М.Снегирев свидетельствует: "Мы видели в Москве, какое имели влияние над простым народом в 1812 году развешанные у ограды Казанского собора картины лубочные: мужик Долбило, ратник Гвоздило, Карнюшка Чихиркин и словоохотливый Сила Андреевич Богатырев, который со ступеней Красного крыльца разглагольствовал с православными о святой Руси, и слова его были по сердцу народу русскому".

Другой современник - М.А.Дмитриев - также пишет о влиянии ростопчинских афишек на народ: "Ростопчин прославился своими афишками. Это тоже мастерская, неподражаемая вещь в своем роде! Никогда еще лицо правительственное не говорило таким языком к народу! Притом эти афишки были вполне ко времени. Они производили на народ московский огненное, непреоборимое действие! А что за язык! Один гр. Ростопчин умел говорить им!.. Они много способствовали и к возбуждению народа против Наполеона и французов, и к сохранению спокойствия Москвы. Кто другой, кроме гр. Ростопчина, мог бы успокоить народ в таких трудных обстоятельствах?"

6 июля Александр I принимает решение об организации народного ополчения. Эта мера свидетельствует о крайне серьезном положении. Сначала он направляет соответствующий рескрипт, адресованный "Первопрестольной столице нашей Москве", надеясь, что именно в Москве найдет поддержку: "Имея в намерении для надлежащей обороны собрать новые внутренние силы, наипервее обращаемся мы к древней столице предков наших Москве: она всегда была главою прочих городов российских". И лишь затем посылает текст манифеста об ополчении в Петербург для рассылки по всей России.

Создание ополчения было грозным сигналом. Одних царский рескрипт испугал, они увидели в нем признание правительством того, что русская армия столь слаба, что не может противостоять противнику, другие - а их в Москве было большинство - в обращении императора к народу видели залог скорой победы.

А.С.Пушкин, всегда необычайно точный в характеристике и описаниях причинно-следственных связей современных исторических событий, так рисует картину этого времени: "Вдруг известие о нашествии и воззвание государя поразили нас. Москва взволновалась. Появились простонародные листки графа Ростопчина; народ ожесточился. Светские балагуры присмирели; дамы вструхнули. Гонители французского языка и Кузнецкого моста взяли в обществах решительный верх, и гостиные наполнились патриотами: кто высыпал из табакерки французский табак и стал нюхать русский; кто сжег десяток французских брошюр, кто отказался от лафита и принялся за кислые щи. Все закаялись говорить по-французски; все закричали о Пожарском и Минине и стали проповедовать народную войну, собираясь на долгих отправиться в саратовские деревни".

12 июля в Москву прибыл Александр I. 15 июля состоялась его встреча в Слободском дворце с московским дворянством и купечеством. В своей речи он выразил уверенность, что все сословия откликнутся на его призыв к ополчению и, подобно предкам, не потерпят ига чуждого. В зале раздавались крики: "Готовы умереть скорее, нежели покориться врагу!"