А дальше справедливо-естественный вывод: чем сильнее любишь всех людей, тем лучше умеешь любить одного. Того, который рядом. Того, без которого не можешь жить.
Вот об этом я и хотел поговорить с тобой, любимая.
Ты меня понимаешь?
Ой, всё
Положив голову мне на плечо, ты нежилась в согревавших руках. За окном пели птицы и ветер, на кровати танцевали наши спевшиеся души.
Счастье.
– Знаешь… – сказала ты и умолкла.
– Нет, – откровенно ответил я, – не знаю.
– Впрочем, наверное, не нужно.
– Уже нужно.
– Нет, зря я начала.
Вот она – женская логика. Начать, заинтриговать, оставить.
– Теперь – точно нужно.
– Не знаю, как сказать…
– Скажи прямо.
– Но…
– Никаких «но».
Не люблю «но», просто ненавижу. Известно же: все, что до «но», значения не имеет. Из-за препротивнейшего двухбуквенного союза возникает ощущение, что вся наша жизнь – одно сплошное бесконечное «но».
Ты понимающе кивнула, но все еще сомневалась.
– Не знаю. Ты обидишься.
– Почему?
– Это… нехорошо.
– Кому?
– Не «кому», просто нехорошо. Неприлично.
– Между нами осталось еще что-то неприличное? Непременно нужно исправить.
Ты отвела так и не сползший в улыбку взор.
– Ты не понимаешь.
– Чего?
– Этого.
– Прости, чего «этого»?
– Серьезности того, что я пыталась сказать.
– Это настолько серьезно?
Мышцы у меня окаменели. В лице, видимо, тоже что-то изменилось.
– Что ты, – испугалась ты произошедшей метаморфозы, – совсем нет.
– Тогда я совсем ничего не понимаю.
– Вот ты со мной и согласился.
Твое лицо озарила чистая лучистая улыбка.
– С чем? – опять не понял я.
– С тем, что ты не понимаешь.
Я окончательно запутался.
– Мы сейчас говорим вроде бы не об этом? – Волевым усилием я развернул тему в прежнее русло. – Ты собиралась мне что-то сказать. Я слушаю.
– Ну ладно. Хорошо. Только не смейся.
– Я когда-нибудь над тобой смеялся?
– И не обижайся.
– Обещаю.
– И не перебивай.
– Само собой.
Ты вздохнула. Отступать было некуда.
– Знаешь… – Пауза затянулась. Встряхнув головой, ты зарылась лицом в ладони. – Нет, не могу.
Я обнял тебя еще крепче. Ты уткнулась лбом мне в плечо. Родная, любимая, единственная. Теплая, нежная. Вкусная. Моя. Здесь и сейчас, вчера и завтра, отныне и навсегда. Такая как сейчас – прекрасная и задумчивая. Милая и непосредственная. Искренняя, робкая. Наивная и обольстительная. Ты излучала чарующее тепло и окутывала им с ног до головы. Исходящие от тебя искушающее обаяние и надежный покой туманили мозг и заставляли забыть обо всем.
Но не о том, что теперь зудящей занозой сидело в мозгу.
– И? – выдохнул я.
Мои пальцы сжались сильнее.
Ты легонько поежилась.
– Ну не могу я. Это не просто.
– В жизни все не просто.
– Да. – Ты выдохнула с облегчением. – Ты прав. В жизни все не просто.
– И?
– Что «и»?
– Говори же, наконец.
– Что говорить?
– Откуда я знаю?
– Зачем тогда спрашиваешь, если не знаешь?
– Откуда мне знать, если ты еще не сказала?
– Чего?
– Того, что хотела сказать!
– Я уже все сказала, потом ты со мной согласился, а я признала твою правоту.
– Нет, ты хотела сказать что-то еще.
– Ничего я не хотела.
– Но ты уже начала…
– Это ты опять начинаешь. Сколько можно? – Ты отстранилась. – Такой хороший вечер был, а ты опять все испортил.
Книжный бал
Сказка, которая ложь с намеком. Она же быль. По мотивам Московской Международной Книжной Ярмарки.
Жила-была Книжка. Не простая, а Художественная. Ее папа, обычный рыбак, любил дочурку до беспамятства, много лет растил, прививал чувства юмора и такта, насколько был научен другими книжками. Он утверждал, что Книжка у него особенная (еще бы, он же папа), верил в нее и видел красоту, что однажды откроется истинному принцу-читателю. Увы, жили они в избушке на берегу моря, папа рыбачил, денег едва хватало концы с концами сводить. Откуда взяться принцам в их жизни?
Но была у папы волшебная сеть – раскинешь ее, и все на свете увидеть можно. И себя показать. Время, чтобы показывать, пришло, и стал папа знакомить Книжку с людьми – приятными и не очень, интересными и притворявшимися такими. Верила Книжка в чудо, ждала принца и видела его в каждом, кто на нее из сети смотрел. И хотела перед каждым открыться до конца, но – кто-то сразу в душу лез, другим глубина не нужна была, им только самые интересные места покажи…
То ли Книжка подать себя не умела, то ли не доросла, но не получалось у нее найти суженого. Много хороших и по-настоящему прекрасных людей она в сети повстречала, а принца, какого нафантазировала, среди них не оказалось. И вдруг объявление – бал в королевском дворце! Все коронованные особы там будут: и массовые принцы-читатели, и короли-издатели, и репортеры, которым искру будущей свадьбы нужно раньше влюбленных поймать и на века запечатлеть. Папа только руками развел:
– Книжка моя любимая, нет у нас родственницы-феи, а есть только моя зарплата да внутренняя твоя красота. Раздобуду тебе платье по средствам, а что дальше – от тебя зависит. Покажи себя, и, может быть, влюбится в тебя настоящий принц.