Истории Ворона

У жизни в большом доме были свои плюсы. Жильцы, друзья друзей которых работали в нужных учреждениях, сообщили, что у свихнувшегося убийцы, ныне заточенного в психушку, обнаружилась огромная опухоль в голове. Говорили также, будто сначала он пытался просверлить собственную черепушку и лишь потом принялся за соседей.

У Лехи холодела спина при мысли, что всего за несколько часов до случившейся бойни он запускал этого психа к себе домой. Нет уж, больше он дверь никому открывать не станет. Дудки!

Выкурив оставшуюся травку, он прошел к холодильнику и соорудил себе бутерброд из засохшего сыра и черствого хлеба. Потом откинулся в кресле, запрокинув голову. Наверное, виной всему был дурман, стоящий в голове после десятка затяжек, но Лехе казалось, что по потолку ползет насекомое, похожее на большую черную сороконожку. Он осоловело наблюдал за ней, погружаясь в дрему, – сказывались две бессонные ночи. Что-то невесомое коснулось верхней губы, защекотало в носу. Леха чихнул, просыпаясь.

Никакой сороконожки не было.

От неудобной позы затекла спина. Зевая, он перебрался на диван и почти сразу уснул, не раздеваясь.

Среди ночи вновь приснился кошмар – он сидел в кресле, уставившись мертвыми глазами в горящий монитор, а неведомое черное существо за его спиной столовой ложкой поедало мозги из распахнутой Лехиной черепушки.

Леха вскочил. Огляделся по сторонам, задыхаясь от ужаса.

В комнате было темно и тихо. А потом он уловил краем уха странный шорох, словно жук, посаженный в спичечную коробку шаловливым ребенком, шевелил лапками, пытаясь выбраться на свободу. Звук медленно набирал обороты, и вскоре Леха услышал громкий металлический визг, будто кто-то яростно вгрызался в стену сверлом перфоратора.

Вадим Громов

Шестиэтажка

– …сделал-то, у-урод?!

– Да идите вы…

– Ах ты, паскудыш, еще и огрызается! Ты у меня свои каракули языком вылизывать будешь, я тебе обещаю!

– Нет, парняга, ты совсем дебил? В квартире у себя что хошь малюй, а здесь-то на кой хрен?

– Да идите вы…

– Две недели, как ремонт в подъезде сделан! Я этого так не оставлю! Я и в управляющую пойду, и в полицию! Ты у меня горюшка вдоволь нахлебаешься, я тебе обещаю! Думаешь, раз сиротой стал, так теперь можно пакостить, где вздумается? Ну, не-е-ет…

– Может, т-тебя в рыло о-отоварить?

– Да идите вы…

Не самая вялая из когда-либо слышанных Каркáем перебранка бурлила, самое дальнее, на площадке второго этажа. Но скорее всего – между первым и вторым, там, где почтовые ящики.

Виктор придержал закрывающуюся дверь подъезда. Замер, ловя каждое слово.

Ругающихся было как минимум четверо. Три голоса он узнал без труда. Воинственный многословный бас принадлежал Галине Филипповне с третьего этажа, слегка заикающийся тенор – ее сыну Арсению. С баритоном, предложившим рисовать в квартире, Каркай затруднился, а вот с глуховатым, неприязненно и однообразно отругивающимся баском – проблем не возникло.

Миша Чистков из двадцать третьей. Сосед.

Каркай мысленно чертыхнулся, поморщился. Первым порывом было вернуться в прохладные октябрьские сумерки и выждать, пока бурление страстей не утихнет.

Снова помянул черта. Нет, не выйдет. Кровь из носу – надо домой за паспортом, без него заказ не получить, а через час с хвостиком будет поздно. Завтра он уже уедет обратно, и винить-то некого, сам до последнего затянул…

«Да что ж я не на первом живу? – Виктор отпустил дверь. – Зашел бы сейчас без проблем».

Он сделал шаг и остановился, недоуменно глядя на ближнюю стену. Она была, пусть и не сплошь, однако густо и, судя по качеству, наспех изрисована пентаграммами, тремя шестерками в круге, надписями «Ave Satan», перевернутыми распятиями и еще чем-то непонятным, но, вне всякого сомнения, тянущимся корнями к той же чернокнижной грядке. Рисунки, похоже сделанные черным маркером, были и на других стенах первого этажа, убегали дальше, на второй… Каркай скупо матюгнулся сквозь зубы и похромал вверх по лестнице.

Так и есть, Галина Филипповна и остальные толпились возле почтовых ящиков. Обладателем неопознанного баритона был коренастый мужичок лет пятидесяти, с заячьей губой, ушами борца и туповато-мрачной физиономией санитара психушки. Кажется, они с женой недавно въехали, с Бегликовыми с третьего этажа поменялись.

Каркай рассчитывал проскочить мимо сборища, но массивная мужеподобная Галина проворно загородила дорогу и возмущенно дернула подбородком в сторону зажатого в углу Чисткова.

– Нет, вы поглядите на эту сволочь! Почти весь подъезд паскудством своим испоганил!

Последние слова были явным преувеличением, сатанинские рисунки заканчивались на стене второго этажа. Чисткова зажали в углу у окна, и он стоял спокойно, не делая попыток вырваться. Руки, правда, поднял на уровень лица, как будто выставляя напоказ колпачок черного маркера, торчащий из правого кулака.