Истории Выживших

Все началось три дня назад, когда из-за дверей, ведущих в тюремный блок, донесся грохот и звуки выстрелов. А спустя несколько секунд запоздало взвыла сирена и затарахтел пулемет. Все ближе и отчетливее становились слышны крики и ругань. Наконец, двери распахнулись, и в блок вбежали двое отчаянно споривших друг с другом охранников. Один, оживленно жестикулируя, твердил, что нужно всех выпустить. Второй упрямо ссылался на отсутствие приказа. Спор становился все жарче, когда с улицы донеслись первые истошные вопли, от которых мурашки побежали по телу. Я никогда не думал, что люди могут так кричать, особенно здоровые суровые мужики.

Спорщики резко замолчали и переглянулись, кажется, у них комом в горле встали все доводы и аргументы.

Как-то надрывно и отчаянно застрекотал пулемет, но тут же захлебнулся во всеобщем гвалте и затих. И вслед за ним, словно повинуясь решительному приказу, на улице воцарилась гробовая тишина. Она-то и послужила своеобразным катализатором – заключенные, наконец, опомнились и сбросили оцепенение.

Крича, они кинулись к решеткам и принялись их раскачивать, пытаясь вырвать. Тщетно. Кто-то просовывал руки между прутьев в надежде дотянуться… До чего? Свободы? Чего они хотели? Выбраться наружу, чтобы там, трусливо скуля и закрывая лицо руками, встретить свою смерть?

Охранники бросились трясущимися руками открывать камеры, а освобожденные, едва выбравшись наружу, спешили сбежать по узкому коридору, отделявшему блок от основного здания тюрьмы. Не веря собственному счастью, они не задумывались, как будут выбираться дальше.

Один из надзирателей, пожилой мужчина с залысиной на седой голове, как раз открывал соседнюю камеру, когда в коридоре послышался крик, потонувший в топоте копыт. А следом в блок ворвалось стадо уродливых кабанов. Они бросились врассыпную, сбивая с ног заключенных и протыкая их клыками. Одна из тварей с диким визгом кинулась вдоль камер, ломая и калеча руки тем, кто не успел их отдернуть.

Охранник, все еще копошащийся с замком соседней камеры, хотел было кинуться бежать, но заключенные, просунув руки сквозь стальную решетку, намертво вцепились в его рубашку. Один из сокамерников, подтащив старика к самым прутьям, что-то зло прокричал, другой, вывернув несчастному запястье, отобрал ключи. А потом они резко толкнули бедолагу в самую гущу зверья. Кабан, на которого налетел надзиратель, ловко мотнул головой, откидывая безжизненное тело в сторону.

Все закончилось быстро – безоружным, испуганным людям нечего было противопоставить озлобленным животным. Некоторые из заключенных тщетно попытались сбежать. Единицы с тем же успехом попробовали оказать сопротивление. Еще меньше догадалось забежать обратно в камеры и закрыть за собой решетки.

Побег не удался.

Кабаны еще какое-то время покружили по тюремному блоку, похрюкали, зло тряся головами и пробуя на прочность тюремные решетки, а потом ушли, оставив четырех сородичей. Неужели стеречь?

Вот так и получилось, что я, сидя на холодном бетонном полу камеры, невольно сравнивал старых и новых надзирателей. И чем больше сравнивал, тем отчетливее понимал – бежать отсюда надо. Рвать когти, усы, лапы и хвост. Причем как можно скорее.

– А за нами скоро придут? – донесся из дальней камеры испуганный голос.

– Заткнись, юродивый, а то клянусь, точно башку твою размозжу! – зло прокричал кто-то в ответ.

– Следи за метлой, Сохатый!

– Урою!

– Заткнули пасти!

Это, сев на шконке, подал голос мой сокамерник. Неказистый с виду, чернявый мужик лет сорока, сухого телосложения. Местные звали его Гусеница. Гусеничка – это если жить надоело. Не знаю, за что его наградили таким прозвищем. Может, за густые нависающие брови? У авторитетов такое не спрашивают, себе дороже…

– Не хватало еще горбунов на шухер поднять, – это он так про местных захватчиков с пятачками. – Если кому надоело рогами звенеть, так вперед: у каждой хаты стены есть. Разогнался, и привет.

– А жрать мы что будем? Жрать-то охота… Братва, валить отсюда надо!

– Порожняк не гони! О мою клетку горбун зубы точил, а ей хоть бы хрен!

Я махнул рукой и дальше этот треп не слушал. Валить надо? Само собой! Вот только как? Что-то мне подсказывает, что спасут нас не скоро. Слышал как-то от охраны, будто бы в последнее время в лесах стало происходить что-то неладное: люди начали пропадать чаще обычного и гибнуть при странных обстоятельствах. Причем везде – по всему земному шару. А раз так, может, и спасать нас уже некому…

– Над чем опять паришься, Фриц? – Гусеница сел рядом и забросил руку мне на плечо. Я даже вздрогнул от неожиданности. – Ты у нас фраер умный, не ливер какой-нибудь… – он кивнул на кровавые остатки тел на полу, среди которых угадывался пожилой охранник. – Придумал что-нибудь?

Фриц – это от «офицера». Вся гнилая тюремная суть заключена в этом извращенном сокращении. А виноват во всем один охранник, что узнал во мне отставного офицера и проболтался. Жизнь у меня после этого стала не сахар, но я ожидал худшего. Наверное, сказалось соседство с Гусеницей, хоть я его никогда ни о чем не просил.