История Александра Македонского

В пути один из пленных евнухов, сопровождавший жену Дария, сообщил, что она заболела и чуть жива. (19) Измученная непрерывными трудностями пути и подавленная горестным состоянием духа, она лишилась сил и тут же умерла[152]

на руках свекрови и ее дочерей-девушек. С таким известием прибыл и второй вестник. (20) И царь предался стенаниям, как если бы ему сообщили о смерти его собственной матери, и обливался слезами, какие мог бы пролить и Дарий, пришел в палатку матери Дария, где она находилась при теле умершей. (21) Увидев простертую на земле, он поддался новому приливу скорби, а мать Дария, в которой новое горе освежило воспоминание о прежнем, обнимала своих взрослых дочерей, которые были утешением в общем горе и для которых сама мать должна была в свою очередь быть утешением. (22) Тут же был и ее маленький внук, особенно вызывавший жалость тем, что не сознавал несчастия, которое должно было отразиться больше всего на нем самом. (23) Можно было бы подумать, что Александр находится среди своих близких и не утешает их, а сам требует утешения. Он воздерживался от пищи, и при погребении им были соблюдены все почести, предписанные обычаями персов. Клянусь Геркулесом, он и тогда еще был достоин похвал за свое милосердие и сдержанность. (24) Он видел жену Дария всего один раз в тот день, когда она была взята в плен, когда пришел увидеть не ее, а мать Дария, и выдающаяся ее красота возбуждала в нем не страсть, а чувство гордости.

(25) Тириот, из числа евнухов, окружавших царицу, воспользовавшись смятением горюющих, проскользнул через ворота, слабо охранявшиеся, так как были обращены в противоположную от врагов сторону; он пришел в лагерь Дария, был признан стражей и приведен в палатку царя, стенающий и в изодранной одежде. (26) Увидев его, Дарий, удрученный ожиданием всяких горестных известий и не зная, чего именно бояться, сказал ему: «Твой вид предвещает мне большое горе, но ты не щади слуха несчастного, я уже свыкся со своими бедствиями, а узнать о своей судьбе часто бывает утешением в горе. (27) Неужели ты принес мне известие о том, что я больше всего подозреваю и о чем боюсь даже говорить — что мои родные подвергаются оскорблениям, ведь это для меня и, я убежден, для них хуже всяких мучений?» (28) На это Тириот сказал: «Как раз наоборот. Почет, полагающийся царицам от подчиненных, оказал твоим царицам победитель; но жена твоя недавно скончалась». (29) Тогда весь лагерь огласился не только стонами, но воплями, ибо Дарий не сомневался, что она была убита, не соглашаясь на позор. Обезумев от горя, он воскликнул: «Какое совершил я преступление, о Александр, кого убил из твоих близких, что ты так жестоко отплатил мне? Ты ненавидишь меня без вины с моей стороны; если бы ты начал справедливую войну, разве тебе пришлось бы иметь дело с женщинами?»

(30) Тириот стал убеждать его, заклиная отечественными богами, что жене его не было нанесено никакого оскорбления. Александр, мол, тоже стенал и пролил об ее смерти не меньше слез, чем он сам. (31) Но эти слова внушили любящему лишь новые опасения и подозрение; он предполагал, что такое чувство к пленнице зародилось, конечно, от обычного в таких случаях любодеяния. (32) Удалив всех свидетелей и задержав одного только Тириота и уже не плача, а тяжело вздыхая, он сказал ему: «Ты видишь, Тириот, что ложь невозможна, ведь здесь могут появиться и орудия пытки! Но не дожидайся их! — во имя богов! Если только есть у тебя уважение к твоему царю, скажи, — о чем я домогаюсь узнать и о чем стыдно спрашивать — неужели посягнул на нее победитель-юноша?» (33) Тот, согласный испытать пытки и призывая богов в свидетели, утверждал, что царица сохранила святую чистоту. (34) Наконец, поверив в правдивость слов евнуха, покрыв себе голову, Дарий долго плакал, потом, сбросив покрывало с головы и все еще заливаясь слезами, он воздел к небесам руки и воскликнул: «О боги отцов, прежде всего укрепите мое царство, а затем, если уж судьба моя решена, то, молю, пусть будет царем Азии не кто другой, как этот столь справедливый враг, столь милосердный победитель».

Глава 11