История амулета

В тот же самый момент все населявшие Майл-Энд-Роуд люди, а равно и жители других бедных районов города, к своему безмерному удивлению обнаружили у себя в руках разнообразные съедобные предметы. Из окна кэба детям были видны прохожие, нагруженные совершенно невероятными в местных условиях натуральными и консервированными продуктами — тушеным мясом и птицей, красными омарами и большими желтоватыми крабами, жареной рыбой и вареной свининой, мясными пудингами и луковой окрошкой, бараньими окороками и ванильными пирогами. У молодых людей и детей чаще можно было увидеть апельсины, конфеты и пирожные. Странно, но эта, казалось бы, незначительная деталь коренным образом изменила весь облик Майл-Энд-Роуд — улица как будто стала прямее, ровнее и, самое главное, светлее. Хотя, может быть, ее освещали улыбки, впервые за долгие годы появившиеся на лицах людей?

— Ну что, есть разница? — спросила королева.

— О, милая королева, это твое самое лучшее желание за весь сегодняшний день! — сказала Джейн, едва не пуская слезу от умиления.

У самой набережной кэбмен остановил лошадь.

— Дальше я вас не повезу, хоть вы тресните! — сказал он. — Так что вылезайте!

Вылезать очень не хотелось, но что им еще оставалось делать?

— У меня сейчас время чая, — проворчал кэбмен, когда вся компания выбралась из кэба на асфальт. Только тут дети заметили, что на облучке кэба громоздилась горка дымящейся тушеной капусты со свининой и яблочным соусом. Кроме того, там же наличествовали вареная кура и смородиновый пудинг. И огромная кружка пива.

Когда дети с королевой садились в кэб, ничего подобного на облучке не было!

— А теперь заплатите мне за работу! — угрожающим тоном произнес кэбмен и мрачно уставился на прибрежную насыпь, продолжая что-то неразборчиво бормотать про свой чай.

— Ничего, мы возьмем другой кэб, — с достоинством заявил Сирил. — Будьте добры, сдайте мне сдачу с моего соверена!

Однако, как тут же и выяснилось, свалившаяся невесть откуда капуста со свининой отнюдь не придала кэбмену высокоморальных качеств. Он выхватил у Сирила соверен, хлестнул вожжами лошадь и растворился в потоке кэбов, экипажей, омнибусов и трамвайных вагонов. Очевидно, отправился набивать брюхо дармовой едой.

А между тем вокруг наших четверых приятелей и их спутников уже стала собираться небольшая толпа зевак.

— А, черт с ним! Пойдемте домой! — сказал Роберт и, как всегда, повел остальных в неверном направлении.

Теперь они шли по узкой улочке, до отказа набитой джентльменами в строгих черных костюмах, белых крахмальных воротничках и неопределенного цвета лакированных штиблетах. Шляп на черно-белых джентльменах не имелось. Большинство из них стояли, прислонившись к стенам домов и, отчаянно размахивая руками, вели какие-то непонятные арифметические разговоры.

— Вы только посмотрите, как отвратительно одеваются эти странные люди! — сказала королева. — А ведь если их одеть поприличнее, почти все они вполне могли бы украсить своим благородным обликом (особенно это касается их длинных крючковатых носов) пиршественную залу нашего дворца. Ладно же, я хочу, чтобы все эти люди были одеты как мои вавилонские придворные!

Естественно, ее желание было исполнено.

Как только почти засыпающий от усталости Псаммиад раздулся в своей авоське, каждый, кто в тот момент находился на Трогмортон-стрит,[9] предстал миру в полной вавилонской придворной экипировке.

Каждый был тщательно завит, надушен и напудрен, и у каждого с плеч свисала расшитая золотом тяжелая пурпурная туника. На руках у каждого были кольца и браслеты, на шее — золотые отложные воротники, на боку — сабля в позолоченных ножнах, а на голове — самая немыслимая прическа на свете.

Минуту-другую улица хранила гробовое молчание.

— Вот что я тебе скажу, — заговорил вдруг чернявый молодой человек, который до того был блондином, обращаясь к своему приятелю. — Это все, конечно, обман и надувательство, и вообще, скорее всего, что-то случилось у меня с глазами, но ты, брат, выглядишь просто чудно!

— Чудно', скажешь тоже! — ответил его собеседник. — Да ты посмотри на себя-то! Ну и ну! У тебя же волосы почернели и борода выросла! Нет, уж я-то знаю, что с нами приключилось. Нас всех отравили, вот что! Нет, брат, ты просто вылитая обезьяна!

— А вот старый Левинштейн выглядит очень даже ничего себе. Но как это могло с нами случиться, вот что я бы хотел знать. Как такое вообще может быть? Это что, факирство или еще какая-нибудь там гадость?

— Мне, кажется, снится от-чень плохой сон, — говорил между тем старый Левинштейн своему клерку. — Я шел по Бишопсгейт и видел, как от-чень много простолюдинов имеют у себя в руках от-чень много еды — хорошей еды! О, конечно, конечно, эт-то всего лишь плохой сон.

— Тогда, сэр, я, наверное, тоже сплю, — ответил ему клерк, с ненавистью разглядывая свои ноги. — Как хотите, а я имею на своих ногах не шикарные лакированные ботинки, а какие-то плохие сандалии.