История Англии для юных

Леди Джейн уговаривали перейти в католическую веру, но она отказалась наотрез. Утром того самого дня, когда ей предстояло проститься с жизнью, она увидела из окна, как обезглавленное тело ее мужа привезли на повозке с Тауэр-Хилла, где несчастный взошел на эшафот. Но и сейчас, как до его казни, когда она отказалась от последнего свидания, опасаясь собственной слабости, проявила она стойкость и смирение, память о которых сохранится навечно. Леди Джейн, уверенно ступая, поднялась на эшафот, лицо ее казалось безмятежным, а голос не дрогнул, когда она обратилась к стоявшим поодаль людям. Число их было невелико: эту молодую, невинную и прекрасную женщину не отважились убить там же, где и ее мужа, на Тауэр-Хилле, и казнили в стенах Тауэра. Леди Джейн сказала, что она преступила закон, присвоив себе право, принадлежавшее королеве Марии, но не имела дурных намерений и умирает смиренной христианкой. Попросив палача казнить ее побыстрее, она спросила: «Не отрубишь ли ты мне голову, прежде чем я успею положить ее на плаху?» Тот ответил: «Нет, госпожа», и она смолкла, ожидая, пока ей завяжут глаза. Не видя плахи, на которую ей предстояло склонить свою юную голову, леди Джейн стала ощупывать ее руками, и люди слышали, как она промолвила в смятении: «О, как же мне быть! Где плаха?» Но ее подвели к нужному месту, и палач отсек ей голову. Вы уже и так знаете, сколько неправедных дел год за годом вершил в Англии палач, чей топор вонзался в ненавистную плаху, перерубив горло многим храбрейшим, умнейшим и лучшим людям этой земли. Но никогда еще удар его не был настолько жестоким и отвратительным.

Мария, сгорая от нетерпения, ожидала мужа

Вскоре пришел черед и отца леди Джейн, но ему мало кто сочувствовал. Королеве Марии пора было теперь устранить Елизавету, и она резво взялась за дело. Пятьсот солдат отправили в Эшридж близ Беркемстеда, в дом, где уединенно жила Елизавета, приказав им доставить ее живую или мертвую. Добрались они туда к десяти вечера, но Елизавета прихварывала и уже легла. Командиры отряда вошли в спальню следом за одной из служанок и на рассвете Елизавету вынесли на носилках, чтобы доставить в Лондон. Елизавета была совсем слаба, ей нездоровилось все пять дней, что ее заставили провести в дороге, но, полагая, что народ непременно должен ее увидеть, она приказала приподнять над носилками полог, и ее, бледную и полуживую, пронесли вдоль улиц. В письме к сестре она уверяла, что ни в чем не виновата и спрашивала, почему стала пленницей. Вместо ответа ее заключили в Тауэр. Внесли туда Елизавету через «Ворота изменников», невзирая на ее протесты. Один из сопровождавших ее лордов предложил ей накрыться его плащом, так как шел дождь, но она отказалась, твердо и с достоинством, и села во дворе на камень. Ее убеждали укрыться от непогоды внутри, но она ответила, что сидеть здесь еще не самое плохое. В конце концов ей пришлось войти в отведенные для нее покои и остаться там пленницей. Правда, обходились с ней менее строго, чем в Вудстоке, куда ее пере везли после и где, говорят, она однажды позавидовала молочнице, услыхав, как та распевает, шагая солнечным деньком по зеленому лугу. Гардинер, в ту пору едва ли не самый ревностный и суровый из поборников католичества, не скрывал, что всей душой желает Елизаветиной смерти. Он любил повторять _,что отряхивать листву с древа ереси и ломать его ветви пустое занятие, пока не уничтожены корни — надежда еретиков. Увы, благим его помыслам не суждено было сбыться. Елизавету все-таки отпустили, позволив ей жить в Хэтфилд-Хаусе под приглядом некого сэра Томаса Поупа.

Похоже, этой переменой участи Елизавета была обязана Филиппу, королю Испанскому. Человек он был не особенно славный, скорее наоборот: надменный, властолюбивый и суровый, но и он, и испанские дворяне, сопровождавшие его в Англию, не допускали даже мысли о том, чтобы причинить принцессе зло. Не исключено, что за всем этим крылось одно лицемерие, но нам приятнее думать, будто мужское достоинство и честь. Королева, сгорая от нетерпения, ожидала мужа, и тот, к ее неописуемому восторгу, прибыл, хотя она ему никогда не нравилась. Гардинер обвенчал их в Винчестере, и народа устроили торжества. Правда, многие, включая членов парламента, относились к испанскому замужеству королевы с прежней настороженностью. Про парламент говорили, что он продался за испанские денежки и совесть у него нечиста, однако закон, который разрешал королеве передавать власть преемнику, избранному по ее усмотрению в обход принцессы Елизаветы, все же не утвердили.