История бастарда. Враг империи.

Хуже всего было, когда я оставался один. Особенно ночью. Обливаясь потом в душной камере, задыхаясь от вони и тяжелых испарений, исходящих от сырых стен, я не мог справиться с предчувствием смерти и тревогой за близких мне людей. Неужели нам суждено отправиться к Слепой невесте вот так, нелепо, бесславно, будучи оболганными и обвиненными в преступлениях, которых мы не совершали? На справедливость суда надежды не было, очевидно, что нас отправят на костер. Что с ребятами? Живы ли они, или их истерзанные тела уже зарыты на безымянном кладбище Счастливого местечка? Очень тревожила судьба мастера Триммлера. Ведь он тоже был с нами, там… Успокаивало лишь то, что к гномам в нашей империи относились с уважительной осторожностью. Правители Золотой цепи не оставляют своих подданных в беде, и если храмовники рискнут схватить сына гор, это грозит скандалом. А гномы поставляют самое лучшее оружие, доспехи, драгоценные камни, золото… Людям невыгодно с ними ссориться. Хотя в нынешние дикие времена, когда в стране творится неразбериха, ничего нельзя сказать наверняка. К тому же, могут устроить несчастный случай, просто для того, чтобы избавиться от опасного свидетеля. Сумел ли дядя Ге избежать ареста? Ведь его наверняка должны были схватить из-за меня. Вериллий ничего не говорил про моего приемного отца. А я не спрашивал, боясь напомнить о том, что существует еще один человек, который мне бесконечно дорог. Но больше всего я переживал за Дарианну, очутившуюся в лапах Верховного и его слуг. Она была фигурой, которая могла испортить магу его тщательно продуманную партию. Умная, смелая, решительная и абсолютно непокорная девушка являлась преградой для триумфального продвижения к вершине власти. Поэтому принцессу могла ждать печальная участь. Я лишь надеялся на то, что Вериллий не пойдет на убийство, дабы не вызывать нежелательные слухи. Спрашивать о Дарианне я тоже не мог: если бы маг заподозрил, что мне небезразлична ее судьба, у него появился бы дополнительный рычаг воздействия. И тогда уж точно девушка не избежала бы страданий. Что будет с Ридригом? Несчастный монарх, превращенный в слабоумного старика… Избавится ли от него Верховный, или оставит влачить жалкое существование бессмысленной развалины? И что станет с моей страной? Во что превратят внутренние распри, политические интриги, религиозный фанатизм и правление бесчестной клики процветающую империю? И снова хотелось выть от бессилия, от невозможности сделать что-то, от бессмысленности происходящего с нами…

Наступил день суда. Утром вместо Падерика в камеру вошел Вериллий.

- Ты не передумал, Рик? Еще не поздно…

Я промолчал, натягивая принесенную мне тюремщиком чистую рубаху. Уж не знаю, с чего они так расщедрились, может, решили, что преступник моего масштаба должен выглядеть прилично? Верховный вздохнул и молча удалился, а за мной явилась стража во главе с магом. Соединив кандалы на ногах и руках цепью, отчего мне пришлось согнуться, зачем-то завязали глаза. Какой смысл? А, понял! Чтобы сделать совсем уж беспомощным. А меня тут боятся! Потом я услышал бормотание волшебника, который время от времени прикасался ко мне кончиками холодных пальцев. Надо же, сколько заклятий наложили! Меня под руки провели по длинным коридорам тюрьмы, и наконец я ощутил, как кожи коснулось легкое дуновение ветерка и щеку приласкал нежный лучик утреннего солнца. Какое это было блаженство! Я вдохнул полной грудью, радуясь возможности хоть недолго побыть под открытым небом. Но меня тут же запихали в карету. Вскоре мы прибыли к зданию суда, с моих глаз сняли повязку, вытащили из экипажа и поволокли к крыльцу. Розоватый камень, из которого был построен дом, словно бы потускнел. А статуя Стратаны, раньше олицетворявшая для меня грозное, но справедливое возмездие, почему-то теперь вызывала отвращение. Я только сейчас заметил, какая подлая кровожадная радость написана на лице богини, как злобно сощурены ее глаза, как еле заметно приподняты в издевательской ухмылке уголки красивых губ.

В зале заседания суда меня поставили напротив стола жюри. На месте председателя восседал, конечно, Падерик. В ряд сидели еще три жреца, неподалеку стояла конторка секретаря. Были за столом жюри и государственные судьи, но, похоже, значения их присутствию никто не придавал. Такая вот формальная уступка законам империи. Впоследствии выяснилось, что я понял правильно: на протяжении всего заседания ни один из судей не проронил ни слова. На скамьях первого ряда притулились люди, которых я видел в императорском дворце - свидетели. А вот места для зрителей были пусты. Меня судили закрытым заседанием, как особо опасного государственного преступника. Я надеялся увидеть Лютого с Дрианном, но их не было - видимо, решили судить каждого из нас отдельно.