В наше время христиане не уделяют этим вопросам много времени. Евангелия знакомы нам так давно, что мы уже и не видим, сколь странно обладать различными официально принятыми
версиями жизни и изречений основателя христианства, и даже атеисты, критикующие веру, редко обращаются к этой проблеме. В историческом плане нам и так следует ожидать расхождений, если принять как данность то, что евангельские рассказы и изречения долгое время жили в устной традиции и только потом были записаны; но примечательно, что Церковь решила принять в канон все четыре версии и даже не попыталась их согласовать. Впрочем, в этом можно усмотреть и преимущество:Как напоминают нам надписания, сделанные во II веке, ни одно из Евангелий не является истинным и окончательным Евангелием
. Все они — человеческие свидетельства, подверженные ошибкам. Их богословский предмет обсуждения пребывает за пределами текста и за пределами всего, что может почерпнуть историк из этих источников. Самая страшная опасность так называемых поисков исторического Иисуса — это предположение о том, будто выводы историка могут дать нам не просто еще один критический стандарт, противопоставленный другим, а фундамент и суть христианской веры. Сократив все при помощи критики до одной-единственной нормы, подобно тому, как возжелал разрешить проблему многих Евангелий Татиан, мы рискуем, ибо может случиться так, что истинное и окончательное Евангелие обратится в новый закон. Разнообразие свидетелей (в число которых входят и другие новозаветные авторы) единого Господа — это единственный путь, позволяющий убедиться в том, что этот Господь превосходит не только этих свидетелей, но и все последующие решения и точки зрения христианства, и богословские, и нравственные.Возможно, нормативный портрет Иисуса избавит богословскую критику от неудовлетворительных суждений и образов веры. Но если начать мерить их простой меркой, это в кратчайшие сроки уничтожит свободу духа. А кроме того, это будет подразумевать, что христианскую Благую Весть можно отождествить с какой угодно ее формулировкой. Может быть, именно этого и хотел Матфей, – как и другие, все, кто пытался вслед за ним согласовать Евангелия. Причины этого можно понять. Христианской церкви всегда приходилось держать под контролем восторженность веры. Вероятно, именно потому и были сочинены Евангелия. Но, кажется, в том, что многие Евангелия были приняты в канон, проявила свою волю высшая мудрость{200}
.Фрэнсис Уотсон заходит еще дальше: