История Библии. Где и как появились библейские тексты, зачем они были написаны и какую сыграли роль в мировой истории и культуре

Здесь стоит упомянуть четыре «подражательных» перевода. Все они выполнены еврейскими библеистами. Самый давний — это немецкая версия; ее автор — Мартин Бубер (1878–1965), а помогал ему Франц Розенцвейг (1886–1929). Их работа началась с 1926 года, когда они перевели Пятикнижие^{559}. Цель они ставили такую: адаптировать немецкий язык так, чтобы он отражал грамматические и синтаксические черты изначального текста, написанного на иврите. Так классическая фраза «“Да будет свет”, и стал свет» превратилась в «“Licht werde”; und Licht ward» («“Свету — быть!”, и свет был»). Многие слова переводились в соответствии с их предполагаемой этимологической основой: так, жертва всесожжения, «ола», возводимая к глаголу со значением «восходить», превращалась в Darhöhung, «возвышение». Эффект может оказаться весьма странным, но в этом и суть. Бубер утверждал, что Еврейская Библия происходила не от письменного текста, а от устного общения — предположение это, надо сказать, весьма сомнительно — а потому ее текст требовалось передавать на резком, грубом немецком, а не на более пространном и «нормальном», какой мы встречаем, например, в Библии Лютера. Прочтение версии Бубера — это весьма необычный и обогащающий опыт, и его перевод действительно придает немецкому некий оттенок библейского иврита; хотя, конечно, при этом он создается впечатление, что библейский иврит был странным языком и даже для тех, кто на нем говорил, звучал ненормально — а это, конечно же, было не так. Но в переводе нельзя в один момент получить выгоду от всех возможных пониманий изначального текста^{560}.

Французский аналог работы Бубера — труд Андре Шураки. Сам Андре родился в Алжире в 1917 году, был заместителем мэра Иерусалима при Тедди Коллеке и всеми силами поддерживал работы по линии межрелигиозного диалога. Библия в его переводе появилась в 1974–1979 годах^{561}. Переводы Нового Завета и Корана, сделанные им прежде, были приняты довольно хорошо, и о его работе благосклонно отзывались в светском мире — писатель и культуролог Андре Мальро, а среди богословов — Ханс Урс фон Бальтазар. Перевод Еврейской Библии, выполненный Шураки, в еще большей мере, нежели перевод Бубера и Розенцвейга, подражает ивриту, и он даже изобретает неологизмы: скажем, передает выражение «быть рассерженным» словом

nariner, от франц. narine — ‘ноздря’; иными словами, смысл придуманного глагола — «раздувать ноздри». Можно представить, как это могло бы порадовать Тиндейла.

Параллели с английским языком мы найдем у Эверетта Фокса и Роберта Альтера. Фокс, чье «Моисеево Пятикнижие» появилось в 1983 году^{562}, ясно говорит о том, что хочет представить Библию «в английском платье, но звучащей по-еврейски». Как Бубер и Розенцвейг, он часто передает предполагаемые «корневые значения» глаголов и повторяет слова там, где они повторены на иврите — и, скажем, фрагмент из Книги Бытия (Быт 32:21–22; в NRSV [и Синодальном переводе] Быт 32:20–21) звучит так:

Ибо он [Иаков. — Авт

.] сказал себе:

Гнев сотру я с его лица

Даром тем, что идет пред моим лицом,

и когда я увижу его лицо;

может быть, он поднимет мое лицо!

И пошел тот дар пред его лицом…

В современных переводах, говорит Фокс, «переводчики явно беспокоятся о том, как передать текст на ясном, современном английском так, чтобы это походило на речь носителя языка. Например, они [переводчики «Новой Английской Библии». – Авт.] передают еврейское ‘йисса фанай’ [‘поднимет мое лицо’] как ‘примет меня по-доброму’. «Новая Английская Библия» передает идею

текста — и в то же время устраняет из перевода звучание, не обращая внимания на повторение слов ‘паним’» [‘паним’, в переводе с иврита — ‘лицо’]^{563}.

Фокс прав: большинство современных переводчиков прежде всего заботятся о так называемой силе пассажей (англ. force), а не об их словесной формулировке; в то время как его самого волнует форма, хотя, конечно, при передаче текста он стремится сохранить и вразумительность. Как говорит он сам, его труд призван отдать дань уважения Буберу и Розенцвейгу, но это не рабское подражание их стилю, а кроме того, у Фокса все не столь экстремально и его тексты труднее понять.