История большевиков в документах царской охранки

Видные вожди б-ков и м-ков, как Ленин и Мартов, не могли читать лекции потому, что школа находилась далеко от их работы и от центра партийной жизни. Мы не будем здесь разбирать, почему инициаторы школы, взявшие на себя ответственность за организацию той части дела, которая приходилась на заграницу, поставили школу в такое положение, которое объективно не позволило партийным теоретикам и практикам принять в ней участие, – такой разбор должны сделать наши организации. Мы же лишь констатируем факт, что из всех лекторов здесь читают только Богданов, Луначарский, Горький, Алексинский и «историк» Лядов (последний, между прочим, не выставлялся ни в одном из списков лекторов, предложенных организациями). В начале открытия школа выпустила листок, под которым мы все подписались, заявлявший о том, что школа преследует чисто партийные цели и не связывает себя ни с одним фракционным течением. В конце 3-го месяца ясно обнаружилось, что в школе организовалась фракция, специально работающая над платформой, правда не на лекциях в школе, а в свободное от занятий время. Обойти молчанием этот факт в своих отчетах мы, рабочие, не могли и в последних письмах сообщали в Расш. Ред. «Пролетария» и в пославшие нас организации все, что знали. На последнем собрании 30–31 октября совет школы предъявил нам ультиматум, во-первых, чтобы мы назвали ложными те выводы, которые сделаны из наших писем ред. «Пролетария», во-вторых, чтобы мы признали, что отчеты школы составляются объективно, и, в-третьих, чтобы мы заявили, что платформа разрабатывается по инициативе слушателей. Свой ультиматум Сов. школы подкрепил угрозой нашего исключения из школы, т. е. мы исключаемся в том случае, если не подпишемся под предъявленными заявлениями. На это мы ответили следующим: 1) При посылке писем в Расш. Ред. «Пролетария», а также в местные организации мы руководствовались директивами пославших нас организаций, ясно и определенно заявивших, во-первых, требование иметь от нас отчеты, возможно полнее освещающие школьные работы, во-вторых, обязавших нас считать идейным руководителем БЦ и, в-третьих, точно указавших нам, что мы посылаемся в партийную школу за получением теоретической подготовки; 2) если теперь, после выпуска отдельного оттиска № 50 «Пр.», Сов. школы считает нас виновниками тех выводов, которые сделал из наших писем «Пр.», и ставит на основании этого своего мнения вопрос о необходимости вышибить нас из школы, то мы, с своей стороны, должны заявить следующее: 1) Целью нашего коллективного письма было лишь желание выяснить БЦ и пославшим нас организациям, что группа слушателей (7) и лекторы школы стали на путь отступлений от прямых задач школы, намеченных ею раньше, в период ее организации; фактами, обосновывающими это наше мнение, мы считаем, с одной стороны, все время проводимую систематическую борьбу против идейного руководителя большевистских организаций России – БЦ, которая выразилась в ряде нападок и прямых клевет, подрывающих престиж руководящей организации, а с другой – работу группы слушателей и состава лекторов над платформой. Все, вместе взятое, мешает, по-нашему, спокойному ходу дел, препятствует школьным теоретическим работам, ради которых мы только и посланы сюда. 2) Ответственность за выводы ред. «Прол.» из наших писем мы взять на себя не можем. Мы отвечаем перед партией только за свои сообщения – не больше, а во всех своих сообщениях мы никогда не заявляли организациям, а также БЦ о фракционном направлении лекций. Наоборот, мы признавали и признаем полезным и необходимым для нас все знания, которые получаются из лекций и лекторов школы. 3) Мы, как личности, после нанесенных нам на Совете оскорблений, не могли бы продолжать работы в школе, но как члены организаций, обязанные подчиняться их директивам, мы остаемся в школе и слушаем лекции впредь до получения извещений от организаций о их решении и дальнейшем поведении. Приняв это, подписанное нами, заявление, Сов. школы постановил исключить нас из школы. Последнее постановление Совета школы мы решили обжаловать в ЦК, и ввиду этого решения мы теперь спрашиваем вас, товарищи, какое преступление мы сделали для того, чтобы Совет школы имел право наложить на нас позорное клеймо исключенных из партийной школы, из учреждения, специально предназначенного, по директивам наших организаций, давать теоретические знания? Где те проступки, за которые мы могли бы быть лишены возможности учиться в пропагандистской школе? Неужели мы виноваты в том, что правдиво давали отчеты о своих действиях в жизни школы?