Философ Плутарх, платоник, всегда старавшийся отмежеваться от стоицизма, выступавшего в то время на первых ролях и составлявшего серьезную конкуренцию неоплатонизму, тем не менее тоже рассматривал теорию супружеской любви, трактуя ее как высшее проявление дружбы. Сенатор Плиний, не причислявший себя ни к одной из философских школ и предпочитавший искусство красноречия учению о благоразумии, в своих письмах предстает человеком благочестивым и компетентным, рассуждая обо всем на свете с той должной авторитетностью, каковая и приличествует статусу римского сенатора. Именно с этих позиций он провозглашает, что повторный брак вполне похвален, даже если возраст супругов не позволяет им больше производить на свет детей и рождение потомков не может стать целью брака: настоящее назначение брака — взаимопомощь и дружба, истинные достоинства, коими супруги способны одарить друг друга. Его собственные отношения с женой представлялись изысканными и сентиментальными, преисполненными глубоким уважением, нежной дружбой и всеми возможными добродетелями. Современному читателю стоит напомнить, что вышеозначенная супруга, взятая им в жены ради карьерного роста и имущественной выгоды, была, по сути, еще девочкой, настолько юной, что не смогла выносить ребенка и ее первая беременность закончилась выкидышем. Другой сенатор, Тацит, также державший нейтралитет, допускал, вопреки республиканским традициям, что жена может сопровождать мужа в поездках по делам управления провинцией, несмотря на то что на практике такие путешествия порой превращались в настоящие военные операции, а женщины в те времена ни до чего, так или иначе связанного с казармами, не допускались. Жена, по мнению Тацита, должна и в таких ситуациях находиться рядом с мужем, чтобы морально его поддерживать, самим своим присутствием ободряя его в сражениях.
Нет ничего удивительного в том, что стоики, так же как и приверженцы других философских систем, подхватили идеи победившей новой морали, которая отныне сделалась чем–то само собой разумеющимся. И только потому, что стоики были более многочисленны и голос их был слышен более внятно, они кажутся скорее пропагандистами новой морали, нежели жертвами обмана с ее стороны.
Стоики действительно представляются обманутыми, поскольку ничто в их собственной теории не обязывает проповедовать подчинение господствующей морали. Напротив, в первой своей версии стоицизм предписывал человеку стремиться к автаркии, чтобы ему, смертному, подобно бессмертным богам стать самодостаточным и оставаться бесстрастным под ударами судьбы — если только, благодаря активно работающему разуму, он сможет распознать от века заданные законы бытия и следовать им решительно и смело. Человек должен выполнять свои социальные функции, когда они не противоречат достижению автаркии, и с сочувствием и любовью, которые также вполне естественны и продиктованы законами природы, относиться к ближнему своему. Все аспекты стоической теории, которые так или иначе могли бы сориентировать человека на критику политических и семейных институтов, сформулированы были достаточно туманно и примитивно. Но стоицизм стал жертвой собственного успеха в среде образованных людей, наделенных богатством и властью, превратившись в нечто вроде научной версии господствующей морали, и не более того: теория постепенно вырождается в этические нормы, которые и определяют обязанности мужчины по отношению к себе самому и к себе подобным. Брак рассматривается как дружба (не сказать, чтобы на равных) между мужем и женой. Прошли те времена, когда стоики спекулировали на юношеской красоте и юношеской любви (рассматриваемой как любовь вообще).
Помимо откровенного конформизма, между стоицизмом и новыми моральными основаниями брака было и еще одно, куда более явное сходство: супругам более не предписывалось всего лишь выполнять, с должным послушанием, определенные обязанности, им надлежало жить как идеальная пара, будучи связанными нежной дружбой, причем постоянно это подтверждая. Именно любовь и дружба должны были определять обязанности супругов. Иначе говоря, стоицизм проповедовал теорию нравственной автономии: человек должен был сам стать для себя проводником по жизни, руководствуясь Разумными внутренними установками; нужно было только внимательно следить за теми знаками, которые жизнь расставляет на твоем пути.
Отсюда следуют два вывода: во–первых, конформистское учение стоиков дублирует существующие нравственные основания брачной жизни, а во–вторых, на свой манер даже ужесточает стандартные требования: супруги теперь обязаны контролировать каждый свой жест и каждое свое — даже наималейшее — желание, постоянно доказывая, что желания эти согласуются с разумом.