История частной жизни. Том 4: от Великой французской революции до I Мировой войны

Таким образом, Годен осуществил утопию школы фурьеризма: «Не имея возможности превратить хижины и лачуги во дворцы, мы хотим переселить рабочих во дворец, которым Фамилистер и является: это социальный дворец будущего». Бедняки «приравнялись к богачам» следующими средствами: «Размещение бедных семей в комфортабельных квартирах; снабжение этих квартир всеми удобствами, которые есть в квартирах богатых людей; превращение квартиры в место покоя и отдыха; замена общественными заведениями тех услуг, которые богатые получают от прислуги».

Социальный дворец Годена, как и предсказывал Фурье, говоря о фаланстерах, стал знаменит в 1865 году, когда центральное здание было полностью заселено. Его посетило множество журналистов из разных стран; исследование А. Ойона, первая работа, посвященная Фамилистеру, представило его в наиболее выгодном свете.

Однако традиционные либералы не могли остаться равнодушными по отношению к опыту Годена, которому они противопоставили целую серию классических аргументов. Жюль Муро возмущался «иждивенчеством» обитателя Фаланстера: ему обеспечено жилье, он покупает продукты по безоговорочно низким ценам; детские ясли казались ему губительным изобретением, которое лишало жену рабочего самых сладостных материнских обязанностей. «Еще один шаг — и все почувствуют железную пяту коммунизма у себя на голове». Следовательно, подобные учреждения не должны существовать. «Это курьез, который ничего не дает для решения имеющейся проблемы».

Спустя полвека в докторской диссертации по юриспруденции Фернана Дюваля[309]

высказывались те же оценки. Фамилистер — это казарма, «он отбирает у индивида большую часть его свободы и регламентирует каждый шаг, что парализуем его инициативу».

Золя и стеклянный дом

Золя, прочитавший несколько работ, в популярной форме рас сказывающих о фурьеризме[310]

, заинтересовался этими идеями и посетил Фамилистер. В заметках по поводу композиции романа «Труд» (1901), в котором коммуна превращается в ассоциацию, действующую согласно идеям Фурье, он не скрывал своего отношения к ним. Отклонение от них наблюдалось, лишь когда речь шла о жилье. Дворец Годена его не вдохновил: «Стеклянный дом. Недоверие к соседу. Невозможность остаться наедине с собой. Отсутствие свободы. <…> Порядок, регламент, комфорт — но где же приключения и риск? Нельзя всем жить одинаково».

Что такое «свободная жизнь, полная приключений» для французского рабочего XIX века? Трущобы, которыми полна вся территория Франции. Можно подумать, что читаешь о пионерах Дикого Запада. Золя разделял все заблуждения правящих классов своего времени о магической власти частной инициативы. В организаторе новой формы общественной жизни — не лишенной принуждения, потому что каждый обитатель Фамилистера обязан был носить в кармане маленькую красную книжечку, сборник статей, регламентирующих внутреннюю жизнь во дворце, — собственники разоблачили предателя, извращавшего либеральную мораль.

Как решали проблему жилья для рабочих хозяева предприятий

О «респектабельных» промышленниках, осознавших выгоды, которые можно извлечь из стабильности положения рабочих, до начала XX века информации не так много. Можно упомянуть семью Шаго, основателей Общества угольных шахт Бланзи, в Монсо–ле–Мин[311]. Надо сказать, что они никогда не скрывали своих целей: «Комфортабельное и недорогое жилье естественным образом входит в систему мер, направленных на постоянное участие в жизни рабочего: ребенок получает образование и защиту, а после тридцати лет добросовестного труда человеку полагается пенсия в 300 франков и квартира с отоплением. Таким образом, ему обеспечивается достойное существование до конца жизни, он получает справедливое вознаграждение за свой труд». Жилье, о котором идет речь, представляло собой домики на одну семью.

В Бриаре другой передовой промышленник, Ф. Баптерос, изобретатель–самоучка, нашел себя в керамике. Он опередит англичан в серийном производстве фарфоровых пуговиц и «жемчужин», которые наши исследователи будут распространять в Черной Африке. В 1865 году на его предприятии, выкупленном за двадцать лет до этого у конкурента, трудилось уже около тысячи рабочих, мужчин, женщин и детей. Он тоже практиковал полную заботу о людях, начиная с ясель и заканчивая приютом для престарелых: «Он знает и любит рабочих, они — его дети. Ему знакомы их страсти, их недостатки и проблемы; он руководит ими ловко и твердо, но по–доброму! Чтобы они жили в хороших условиях, он строит дешевые дома, целые рабочие городки, и хочет, чтобы они были благословлены церковью»[312]. Баптерос предпочитал не отдельные домики, а многоквартирные дома–коробки: в его городке было шесть таких зданий длиной по ю 8 метров, в каждом из которых проживало от 36 до 50 семей; они стояли между фабричными корпусами и домом для престарелых.