История частной жизни. Том 4: от Великой французской революции до I Мировой войны

В «Истории молодости»[176] Элиас Канетти сравнивает дома своего детства. В городе Рущук в низовьях Дуная во дворе–саду, куда каждую пятницу проникают цыгане, стоят три одинаковых дома: в одном живут родители, в другом бабушка с дедушкой, в третьем дядя с тетей. По дому бегают пять или шесть босоногих девчонок — служанок–болгарок, спустившихся с гор; по вечерам, забравшись на большой турецкий диван в гостиной, они рассказывают истории про оборотней и вампиров. В Манчестере в детской всем заправляет гувернантка; долгое рассматривание рисунка на обоях; по субботним вечерам дети спускаются в гостиную и читают гостям стихи (гости хохочут); по воскресеньям праздник: детям разрешается заходить в спальню родителей и забираться к ним на кровати, раздельные, как положено в протестантской Англии. Порядок ритуалов раз и навсегда регулирует пространство и время. В Вене квартира с балконом, занимающая весь этаж, в прихожей вышколенная горничная сортирует посетителей; чопорные прогулки в Пратере

[177]. «Все крутилось вокруг императорской семьи; именно она задавала тон, и этот тон поддерживали знать и крупная буржуазия». В Цюрихе, напротив, «не было ни кайзера, ни имперской знати. <…> Я был уверен, что в Швейцарии каждый человек был достоин того места, которое занимал». Нельзя было отправить горничных на кухню, как в Вене, — они обедали за семейным столом; матери автора это: стало претить, близость отношений и скрытность укрепились: «Мать всегда была рядом; не было никого, кто бы встал между нами, мы никогда не теряли ее из виду» в тесной квартире. Топография определяла нравы.

Сельский дом, рабочее пространство

Различия есть и в другой плоскости. Во–первых, в той, по которой проходит линия, разделяющая город и деревню. Не стоит забывать, что на заре XX века основная часть европейского населения проживала в сельской местности. Во Франции в 1872 году селяне составляли 69% населения, в 1911‑м — 55,8%. В деревне тоже существуют и интимность, и тайна, и слишком открытое пространство не мешает их существованию. Их скрывает молчание, а выдает — признание.

Надо сказать, что деревенская идентичность очень сильна. В Пикардии, как и в Жеводане, понятие «свой дом» имеет в большей мере локальный смысл, нежели пространственный. «Быть местным» значит узнавать элементы, составляющие пейзаж: небо, погоду, границы владений и местные истории. «Строго говоря, местный колорит–сопричастность», семейные истории, сотни раз пересказанные и пережеванные. Чувство границы здесь очень сильно: берегись чужаков и бродяг, особенно незнакомых!

Понятие «сельский дом» включает в себя земли. Рудиментарный, перенаселенный, сельский дом — в первую очередь рабочий инструмент, нежели «интерьер»; взгляд любопытного путешественника увидит лишь чудовищную скученность, особенно если люди и животные спят под одной крышей. Гумно, кусты, овраг в роще, группы деревьев в поле, где прячутся пастушки, тенистые берега реки — больше, чем общая комната, подходят для любовных утех и ухода за собственным телом. Здесь невозможно спрятаться, все постоянно находятся друг у друга на глазах. Нарушать правила возможно лишь с молчаливого согласия окружающих. Скрывать беременность, тем более роды — какая это мука для тех, кто не пользуется помощью местных женщин!

«Они все за мной следили. Отец всегда был у меня за спиной, следил за каждым моим движением. Ни разу не позволил мне сменить солому в моем тюфяке», — читаем у Элизабет Клавери и Пьера Ламезона рассказ сорокадвухлетнего человека[178]. По протоколам полицейских допросов можно проследить, как нарастающий мелочный контроль, бывший неотъемлемой частью сельской жизни, постепенно начинал вызывать отвращение. Индивидуализация нравов, связанная с переездами, и расширение горизонта, вызванное развитием транспорта, от железных дорог до велосипедов, благодаря которым молодежь могла ездить на танцы в другие места, — повсюду делают это подчинение невыносимым. В период между двумя войнами отказ женщин от совместного проживания со свекровью, желание иметь личное пространство и «кокетство», требующее чистоты, станут причиной массовых переселений женщин и холостого образа жизни мужчин.

Народный стиль жизни