История частной жизни. Том 5. От I Мировой войны до конца XX века

Иоанн XXIII, избранный папой 28 октября 1958 года, 18 июня 1959 года адресовал всем епископам, нунциям и иерархам церкви большую анкету, на которую ответили более двух тысяч человек, г

февраля 1962 года он объявил об открытии церковного собора и октября того же года. Не будем здесь рассматривать историю четырех сессий собора (и октября—8 декабря 1962 года, 21 сентября —4 декабря 1963-го, 14 сентября — 21 ноября 1964-го, 14 ноября — 8 декабря 1965 года), сложную, полную напряжения, конфликтов и компромиссов. Принятые решения перевернули отдельные католические практики: обязательную воскресную мессу теперь можно посещать не только в воскресенье, но и в течение всех выходных дней; на смену латыни приходят национальные языки; месса, стандартизированная в 1570 году папой Пием V, заменяется новым ритуалом; причастие, которое могут давать миряне, при определенных обстоятельствах может проводиться вином и хлебом; папа выступал за периодическое проведение епископального синода, чтобы примирить разнообразие местных церквей и единство всемирной церкви. Отныне национальные епископаты будут действовать по двум направлениям: «Мобилизация духовенства с целью выработки в каждом языке религиозного языка и для осознания христианскими общинами необходимости социальной справедливости» (М. де Серто). Два человека сыграли определяющую роль в осознании епископами нарастающей нищеты стран третьего мира: это монсеньор Элдер Камара, в то время—помощник епископа Рио-де-Жанейро и генеральный секретарь бразильского епископата, и монсеньор Ларраин, епископ Талькский (Чили). Эти два прелата стремились положить конец альянсу церкви с консервативными силами. Как священнику трактовать Нагорную проповедь перед жителями бразильских фавел и чилийских трущоб? «...любите врагов ваших, благословляйте проклинающих вас, благотворите ненавидящим вас и молитесь за обижающих вас и гонящих вас... <...> Ибо если вы будете любить любящих вас, какая вам награда?»

¹²

Как избежать ангажированности? Как забыть, что «богатство делает глупым, а нищета—идиотом», по меткому выражению аббата Пьера, сформулированному в 1954 году, в тот самый момент, когда папство осуждало священников-рабочих? Короче говоря, как через двадцать лет после Холокоста, не вызвавшего никакой реакции из Рима, в мире, где богатство дразнит бедность, где миллионы детей страдают от голода, тогда как другие объедаются на рождественских праздниках,—как в таком мире говорить о Божьей доброте? Теодицея и требования солидарности беспокоят совесть священников и верующих, тогда как телевидение показывает высокомерие фарисеев и обездоленность большого количества людей. И как противостоять «атеистическому марксизму», если мы не умеем жить настоящим? Второй Ватиканский собор хотел напомнить, что церковь — это народ Божий, а не иерархическое общество, на вершине которого сидит на троне папа, тогда как Иисус родился в хлеву. Церковный собор положил конец проявлению чрезвычайно большого интереса церкви к себе самой, к своим внутренним проблемам, к своему состоянию души, если можно так сказать. Предполагалось, что Рим (как католический центр) больше не в Риме, а «на улицах, без определенного места жительства. За верстаками, вне закона, в ямах, у столбов, вне стен» (Жан Кардоннель). Именно на этот «прыжок в самый низ, на самое дно человечества» (там же) ориентируется CELAM (Епископальный совет Латинской Америки), организовавший в 1968 году конференцию в Медельине, на которой выступил Павел VI; за этой конференцией последовали еще две—в Кампале (Африка) и в Маниле (Азия). Как это признается в пастырской конституции Второго Ватиканского собора «Gaudium et spes» (Радость и надежда), церкви предстоит многое узнать о «других» — о тех, кто исповедует другую веру или лишен ее вообще. Благодаря этому поиску «другого», открытию для себя материальных и моральных бедствий стран третьего и четвертого миров постепенно чувство индивидуальной вины (грех, боязнь попасть в ад) заменяется чувством вины социальной, неизбежно приводя к осознанию собственной ответственности и солидарности. Где бы ни происходило наступление на права человека— на Западе (в Чили), на Востоке (в СССР, в Польше), на Юге (в Южной Африке),—оно побуждает католиков вмешаться в большие политические дебаты своего времени, как это делали Лютер, Кальвин, Цвингли или Буцер. С этой точки зрения синод, собранный Иоанном Павлом II в ноябре —декабре 1985 года, показывает возврат к занятиям, отражающим религиозную специфику. И этот возврат не является ответом на мучающий христианское сознание вопрос, который Мишель де Серто формулирует так: «Не переходит ли саркальное в иные сферы?» И утверждает: «Священную ценность приобретает социальная и политическая ангажированность <...>. Все эти опыты проявления солидарности и коммуникации с религиозной точки зрения создают гигантскую католическую лабораторию <...>, где встречаются еще семь обрядовых вариантов недавнего прошлого». Иначе говоря, папство горячо желает поддерживать принципы, какой бы ни была практика, навязывать римскую этику, в то время как миллионы христиан в Латинской Америке и в других странах ждут совершенно иного; папство отказывается видеть «решающее значение практик в выработке „теории“, которая эти практики объединяет и которую они подтверждают или фальсифицируют» (М. де Серто). Поскольку «церковь принадлежит истории», истинный вопрос таков: «С кем она солидаризируется в обществе в тот или иной момент своего становления?» Для множества католиков, которые отказываются признавать за духовенством и церковными иерархами монопольное право на высказывание христианских истин, ответ очевиден: «С бедными». Таков был выбор пастырей в Латинской Америке. В голодных деревнях бразильского северо-востока и трущобах мегаполисов слово Божье не нуждалось в посреднике, чтобы быть услышанным. Так в 1970-е годы возникли базовые христианские общины. Конференция в Медельине, торжественно открытая папой Павлом VI, опубликовала документ, озаглавленный так: «Церковь в меняющейся Латинской Америке в свете церковного собора». Это была программа пасторского обновления континента, а тогда—в 1968 году—еще не было ни базовых христианских общин, ни повсеместного чтения Библии в народной среде. Таким образом, налицо была согласованность между церковной иерархией и ожиданиями простых католиков и были основания полагать, что «выбор в пользу бедняков» будет ратифицирован Епископальным советом Латинской Америки и папством.