История частной жизни. Том 5. От I Мировой войны до конца XX века

Вошедшее в 1980-е году в моду выставление напоказ своих сексуальных и криминальных подвигов не должно сбивать с толку и преуменьшать количество того, о чем не говорят. Всегда находится доброжелательная аудитория, готовая послушать о чьей-то неумеренности в сексе, о кражах в супермаркетах, о провозе контрабанды. Молчание есть признание в испытываемом стыде. Некоторые стыдятся своей любви к деньгам, другие — физических недостатков: лишь читая биографии, написанные «другими», можно узнать о том, что X был хромым, болел сифилисом—эксцессы вроде флоберовского* встречались редко — или был импотентом. Кто-то стыдится пережитого унижения. За две тысячи лет христианства мы так и не научились «прощать обидчиков». Всем знакома татуировка на мускулистом плече водителя грузовика: «Простить—возможно; забыть — никогда». Старое унижение быстро вспоминается и запускает новый виток ненависти. Это касается как отдельных людей, так и целых народов: летом 1985 года шииты, которых еще недавно притесняли в Южном Ливане палестинцы, смогли наконец выплеснуть свою ненависть. Когда-то у палестинцев было оружие, у шиитов — нет. Теперь они поменялись ролями.

* Считается, что Флобер заразился сифилисом в 1850 году в Бейруте. — Примеч. ред.

Помимо постоянно действующих факторов—Парето* назвал бы их «остаточными», — присутствует неуверенность, о которой следовало бы написать. В 1920-е годы еще встречалась климатическая неуверенность—сегодня она определяет ритм голода в Африке и выживание местного населения; неуверенность, вызванная опасность сифилиса, туберкулеза, тяжелой формы гриппа, сепсиса и пр. В наши дни «дождливая весна, холодное лето» больше не вызывают голода во Франции; туберкулез побежден, сифилис под контролем. Правда, им на смену пришли болезни, передаваемые половым путем. В то же время появляются новые поводы для беспокойства и неуверенности: непрочность брака, проблемы с занятостью. Приведем лишь один пример: сельскохозяйственные производители знают, что дети не будут продолжать их дело, что сами они через десять лет станут анахронизмом.

История частной жизни—это и история страха, страхов. Страх ядерного апокалипсиса? В 1985 году по случаю сорокалетия бомбардировки Хиросимы мы узнали из газёт, что ядерный потенциал двух сверхдержав в пятьсот тысяч раз превосходит мощность бомбы, сброшенной 6 августа 1945 года. Парадоксальным образом весь ужас этой технологической революции, позволяющей много раз уничтожить планету—хотя и одного раза было бы достаточно,—не был осознан до конца. Люди продолжают «тихонечко готовить еду на своих маленьких уютных кухнях», словно человечеству ничто не угрожает. Во времена пандемий, постепенно опустошавших города и страны (во Франции в 1300 году проживало 18 миллионов человек, а сто лет спустя, в 1400-м,—менее 9 миллионов), страх, подпитывающий коллективное воображение, позволял создавать шедевры искусства. Возможность же мгновенного уничтожения всего живого не является навязчивой идеей: страх вытесняется в область развлечений, и на его основе создаются

* Вильфредо Парето (1848-1923)—итальянский социолог и экономист.

книги и фильмы, стыдливо называемые «фантастическими». Настоящий страх 1980-х—отсутствие собственной безопасности и безопасности своего имущества. В мае 1984 года под патронажем Министерства промышленности и научных исследований в Париже открылся первый Салон безопасности, организованный производителями аудиовизуальной электроники и установщиков тревожной сигнализации. «Таким образом, страхи коммерциализировались. Потребность в безопасности создала новую профессию, и профессионалы с готовностью поддерживают наши страхи. Они производят продукцию на любой вкус и кошелек. На рынке страха дела идут хорошо»⁵

.

Страх играет роль в защите тайны. «Я не хочу этого знать». Почему? Потому что отрицать—как и лгать—проще. Человек неверующий нуждается в «исторических, харизматических персонажах». Их убожество, мелочность и злоба не имеют значения. Народу нужны лидеры. Скрытый, тайный героизм, анонимная щедрость, «невыставляемые» произведения искусства, короче говоря, отказ от роскоши рассматривается как оскорбление, судьей которому является общественное мнение. Судья не хочет быть судимым.

ПРЕДЫСТОРИЯ К ИСТОРИИ?

Человек, родившийся в начале века и в сознательном возрасте переживший весь описываемый в этом томе период (скажем, в 1914 году ему было четырнадцать лет),—что он видел? Убийства I Мировой войны, революцию в России, Гитлера и Освенцим, Сталина и ГУЛАГ, Хиросиму, Мао Цзэдуна и культурную революцию, Пол Пота и геноцид в Камбодже, кровавых латиноамериканских каудильо и знаменитые «исчезновения», голодающую Африку, исламскую революцию и восстановление шариата.

Однако Гитлер, Сталин, Мао и Пол Пот не смогли бы ничего сделать, если бы не возникло огромного количества их двойников в миниатюре. Действуя искренне, цинично или же попросту чтобы выжить, действуя в доступных им масштабах, они смогли дать выход своим садистским наклонностям.