История частной жизни. Том 5. От I Мировой войны до конца XX века

Коммунисты контролируют частную жизнь

Коммунистическая ячейка позиционирует себя как «большую семью». Она основана на семье. Граница между публичной жизнью активиста и его частной жизнью расплывчата. Браки между активистами партии — распространенное явление. Аскетичная коммунистическая мораль является продолжением иудео-христианской морали. Брак можйо не заключать, но жить в паре желательно долго. Адюльтер осуждается, развод допускается только в том случае, если один из супругов не является коммунистом. В этом случае коммунистическое окружение соглашается с тем, что в таких условиях супружеская жизнь невозможна. К донжуанству относятся с презрением как к чему-то мелкобуржуазному, подменяющему главную цель Партии—революцию — чувственностью, которая всегда должна оставаться на втором плане. Партийные инстанции, как Савонарола во Флоренции, следят за моралью. «Я тогда не знала, будучи мало знакомой с „кадрами“ партаппарата, инквизиторами частной жизни, что романы прекращались по приказу, ответственных сотрудников „снимали“ с должности за опасные связи... или просто потому, что супруга пожаловалась на недостойное поведение мужа-коммуниста»²⁴

. Семейная жизнь полностью подчинялась требованиям партийной деятельности: партийная работа отнимала все время, и супругу-некоммунисту было невозможно жить рядом с постоянно занятым человеком. «Все думают, что Партия — это большое дело... На самом деле это всякие мелочи... Привести сто тысяч человек во Дворец спорта, чтобы провести Общую программу, в одиночку не получится. Мы все это делали!»²⁵

Вот почему было очень много пар, которым ставилось в пример супружеское пуританство «Мориса и Жанетты». Супруга Тореза Жанетта Вермерш, дочь шахтера-алкоголика и прачки, работавшей «у богатых», любила говорить: «Когда твое детство похоже на книги Золя, я тебя уверяю, ты этого не забудешь. Для меня „Жерминаль“—это не роман». Образцовая спутница жизни «Мориса», она с энтузиазмом выступала за роды без боли, как в СССР, но яростно отвергала контрацепцию, ведущую к мелкобуржуазным беспорядочным связям, недостойным коммуниста. Жанетта и Партия—за высокую рождаемость: коммунистические пары должны производить на свет маленьких коммунистов. В этом вопросе она солидарна с энцикликой папы Павла VI «Humanae vitae».

Мы подошли к главному противоречию коммунистического сообщества: его изоморфизму, сходству с обществом в целом, то есть отсутствию противоречий с ним. По многочисленным свидетельствам старых коммунистов, партийный активист должен быть отличным профессионалом, хорошим мужем и отцом, короче говоря, «нормальным» человеком, соответствующим идеальному типу иудео-христианства, конформистом. Речь идет о том, чтобы «изменить устоявшийся порядок, заставив партактивистов соответствовать определенным правилам коммунистического общества. Всякие „оригиналы“, столь многочисленные в анархистских структурах: внебрачные дети, горбуны, педерасты, коллекционеры бабочек, наркоманы, фетишисты, всякие одержимые своими личными проблемами, всякие культурные, сексуальные, философские меньшинства, чересчур чем-то увлеченные, будь то музыка, кино или турпоходы, не приветствуются в коммунистических организациях»²⁶

. Именно этот конформизм вкупе с большим партийным стажем позволяет стать «освобожденным работником», и чтобы им оставаться, следует строго соблюдать установленные правила, в противном случае «освобожденный работник» будет «снят» и ему придется вернуться к своей старой профессиональной деятельности, которой он не занимался на протяжении многих лет, потому что штаб, руководящий состав ФКП—в этом его оригинальность—не состоит из осторожных выпускников Национальной школы администрации (ENA), которых всегда защищает их привычная среда. Как правило, партийные начальники и освобожденные работники—это бывшие рабочие: перспектива снова оказаться на заводе не вызывает большого энтузиазма, отсюда эта «безразличная стойкость», позволяющая пережить и ошибки политического бюро, и впечатляющие смены курса, о чем говорит Анни Кригель. Филипп Робире, бывший партийный активист, автор критической биографии Мориса Тореза, отмечает характерную чёрту ФКП: «монархический и религиозный культ личности руководителя, стоявшего выше всех остальных членов Партии»²⁷. Этот же «монархический культ» находим и в голлистских формированиях, появлявшихся после освобождения одно за другим. Идол другой, литургия та же самая.