История частной жизни. Том 5. От I Мировой войны до конца XX века

Пуританский менталитет видит в успехе—а следовательно, выгоде—подобной деятельности возможное проявление божественной благодати. По возвращении из США в 1948 году Жан-Поль Сартр прочитал лекцию и рассказал следующий анекдот: один крайне суровый коммерсант из Филадельфии полагает, что его прибыль слишком велика, и снижает цены; его магазин, ставший самым дешевым в городе, привлекает значительную клиентуру, и этот неисправимый пуританин сколачивает состояние. Таким образом, не только деньги порождают мораль (молодой человек или его родители платят большие деньги за поступление в университет, и студент начинает прилежно учиться: он стремится приобрести знания, пропорциональные вложенным средствам), но и мораль притягивает деньги, как случилось с филадельфийским негоциантом. Демонстрировать свое богатство, бесконечно говорить о нем, интересоваться деньгами других не «непристойно». Французские правила хорошего тона на протяжении долгого времени запрещали хвастаться своим успехом (всяким «парвеню» и «нуворишам» не хватает «поколения», как говорится), и любые разговоры о заработной плате или гонорарах считались «неуместными». В этом отношении произошли изменения в менталитете. В1984 году в результате опроса выяснилось, что 8о% не считают «льготником» того, кто, «начав с нуля, сколотил состояние», а 59% полагают, что «он много для этого работал». На стенах и в газетах полно рекламы банков: мужчина пальцем указывает на прохожего или читателя и говорит: «Меня интересуют ваши деньги». Французские медиа прославляли бизнесменов Жильбера Тригано и Бернара Тапи. Фамилии спонсоров

указываются на спортивной форме и экипировке (речь может идти как о физических лицах, так и о фирмах), и в то же время не наблюдается стремления подобрать для этого явления специальное слово (могло бы подойти словосочетание «крестный отец», но оно слишком напоминает одновременно о церкви и об уголовном мире, поэтому двусмысленно). Тем не менее француз не видит (или не признается в том, что видит) в преуспевающем бизнесмене идеал, с которым прилично было бы себя идентифицировать, и скептически относится к возможности каждого разбогатеть и подняться по социальной лестнице за одно поколение. Если он приезжает в Соединенные Штаты и видит количество бедняков, его убежденность в том, что американцы—это «большие дети» или же лицемеры, только укрепляется. Обнаружение недостатков других доставляет бесплатное удовольствие, и было бы глупо от него оказываться.

ЧАСТНАЯ ЖИЗНЬ ФРАНЦУЗОВ И ЧАСТНАЯ ЖИЗНЬ АМЕРИКАНЦЕВ: СОВПАДЕНИЕ, ПАРАЛЛЕЛЬНОЕ ДВИЖЕНИЕ ИЛИ ЖЕ ПОЛНЫЙ РАЗРЫВ?

К тексту, который вы только что прочитали, заключение не требуется. На поставленный вопрос ответит будущее. Однако, коль скоро здесь содержится некая теза, то, чтобы закончить, нам хотелось бы напомнить, что между тремя уровнями социальной жизни существует различие.

В экономическом и, следовательно, политическом плане Франция находится в сфере американского влияния и неплохо себя там чувствует. Планировать и даже что-то предвидеть в этом вопросе нельзя, все зависит от доминирующей стороны. Доллар поднимается — и начинается безумие: как оплачивать счета за электричество и прочие энергоносители? Доллар падает—все впадают в панику: как защититься от массового экспорта американской продукции, когда автомобиль «Бьюик» будет стоить дешевле, чем «Пежо-205»? Когда в Соединенных Штатах с опозданием начинают понимать, что диктатуры, которые они поддерживают, могут стать новым воплощением режима Кастро, от их поддержки отказываются и разыгрывают карту контролируемого «либерализма». Современность американской империи

довольно сомнительна. В то время как русские сапоги топчут страны Восточной Европы и Афганистан, Пиночет давит чилийцев, а Маркос в Маниле покрывает женскую и детскую проституцию. Экономическая мощь Америки неприступна. Сегодня (в 1985 году) сравнить с американцами здесь можно немцев — отчасти и японцев. Но французы могут сколько угодно льстить странам третьего мира, выступая с речами в Пномпене, или кричать: «Да здравствует свободный Квебек!»—Старший Брат улыбается в Вашингтоне, не теряет уверенности в себе и терпимо относится к выходкам своих «союзников».

Что касается внешней стороны, то можно сказать, что американцы живут среди нас. Джинсы, фастфуд, восторженное потребление медиапродукции, американизмы в языке и речи, паломничество в капиталистическую Мекку—все эти признаки даже марсианина заставили бы заметить, что французы подражают американцам.