История дикой планеты

Эол поблагодарил и стал одеваться: в штаны он впрыгнул быстро, но справиться с пуговицами рубахи было не так-то просто. Где-то за печкой хозяева оживленно шептались. Эол опять вспомнил термокостюм, вздохнул и продолжил пропихивать маленькие кругленькие свиные пятачки в соответствующие им дырочки. Сверху рубашки он надел пиджак и вышел на середину комнаты, шлепая босыми ногами по деревянному полу.

— О, Господи! — всплеснула руками полная женщина. — Пугало! Ночью увидишь — околеешь. На тебя в молодости похож, — она ткнула мужа кулаком в плечо, — только голова какая-то большая.

Мужчина зычно расхохотался:

— Ты поэтому в меня влюбилась?

— Тьфу ты. На, тапки надень, — женщина бросила Эолу растоптанные старые тапочки, развернулась и ушла в комнату.

— Я Тарас. А тебя как звать? — мужчина протянул широкую ладонь.

— Эол… — он подал руку в ответ, и Тарас сжал худую бледную ладошку.

— Иностранец что ли?

— Наверно, да.

— То-то я смотрю, говоришь ты как-то странно — с акцентом, что ли.

— Это сейчас за границей принято расхаживать голышом? — вернулась женщина, неся в руках бутылку мутной жидкости.

— Не обращай на нее внимания, Эол, она всегда такая. А! Эол, это Люда — жена моя.

— Да ну тебя, — женщина шлепнула Тараса по спине. — Что вы только не сделаете, чтобы выпить. Вон, уже голышом бегают…

Тарас расхохотался:

— Да, ладно тебе. Видишь, у Эола несчастье случилось. Что случилось- то? — он вцепился зубами в горлышко бутылки.

— Да-а…

— Картошка уже холодная, — Людмила поставила сковороду на стол. — Если надо, сами подогреете. Я спать. Постелю на кровати у окна. Долго не сидите, — сказала она и скрылась в темном проеме.

— Держи, — Тарас поставил перед Эолом стакан.

— Это спирт?

— Ну-у, чистый самогон! Сам делал!

— Алкоголь?

— Ну, вы иностранцы и… странные. Конечно, алкоголь! Что я тебе, чай в стакан наливать буду. Ты ж продрог весь — надо согреться.

— Не-е, — замахал руками Эол. — Я не пью спирт вообще, мне домой надо, а после этого я не смогу переместиться. Можно мне воды?

Тарас покачал головой и выпил одним глотком содержимое стакана, занюхал рукавом и забросил в рот картошину:

— У-ух, хороша!.. Так, чего ты говоришь? Пе-ре-мес-тить-ся? Это как? Куда? — он встал и налил из чайника воды в пол-литровую кружку.

Возвращаясь к столу, он взял пульт и нажал на красную кнопку.

— Ну-у, домой — на мою планету… — тихо сказал Эол. Загорелся экран телевизора на холодильнике.

— А-а-а!.. Едрить-тя налево!.. То-то я смотрю — голова большая, как по ящику показывают!.. Во дает!.. — он налил себе еще и залпом выпил. — Как там… у вас?

О ногу потерся кот. Дрожь ушла, и Эол, наконец, основательно пришел в себя:

— У меня мало времени, мне надо домой. Обещаю, я тебе расскажу всю свою историю, только не сейчас. Можно я посмотрю те-ле-ви-зор?

— Ты прилетел посмотреть телик? Ха!..

— Дело в том, что там, — Эол показал на экран, — отображается весь спектр потребностей населения вашей планеты. Там показывают только то, что интересно зрителю. Далее, благодаря полученным эмоциям, информация распространяется в обществе, со временем привлекая новых приверженцев к экрану, где все больше накручивают эмоциональную составляющую. И уже человек становится жертвой телевизора, воспринимая увиденное как реальную жизнь, которой надо соответствовать. Современный человек — отражение телевизора.

— Ну… Ты преувеличиваешь. Вот мы его почти не смотрим. Включаем для фона.

— Вы просто не осознаете всю степень влияния. Вот ты сказал «версаче», а откуда ты знаешь это слово?

— Хм… Может, ты и прав…

На экране появилась яркая девица в купальнике и, томно вздыхая, принялась гладить шоколадный батончик, явно намереваясь его съесть.

— Пожалуйста, — Тарас положил пульт на стол. — Переключать вот так… Картинка сменилась. Теперь лысоватый мужчина в костюме как у Эола, только с галстуком, говорил что-то очень убедительным тоном. Рядом с ним сидел молодой человек в такой же одежде, который постоянно кивал и изредка обращался к зрителям с пояснениями.

— Ну, ты все-таки расскажи, вы не завоевывать нас прилетели? Эол усмехнулся:

— Нет. У нас свободное общество, и мы ценим любое проявление жизни.

— О! Вот за это надо выпить! — Тарас налил себе и сразу осушил стакан. — Вот, если бы так наши политики рассуждали… А? О-о!.. А то вон… сидит… пять дач, три машины, дом как все наше село, и дети за границей живут, а все туда же! — помогать лезет простому мужику. Зачем нам деньги, мы их тратить не умеем. Зато вот они все за нас сделают! Убери его! Глаза б мои не видели…

Эол щелкнул пультом — лысый, худой мужчина с улыбкой на лице весело сообщил: «Ну, тупые…» — камера показала смеющийся зал. Мужчина дождался, пока люди отсмеются и вновь выдал: «Ну, тупые…» — зал с новой силой предался самозабвенному хохоту.

— Убери…

Эол нажал на кнопку. Показывали огромную птицеферму: сплошные клетки и серые замученные куры. Стоял страшный птичий галдеж, и среди этого хаоса два человека в белых халатах обсуждали причины гибели и способы контроля над куриным поголовьем.