Но переходя къ оценке этой деятельности, мы наталкиваемся на новое и довольно специальное затруднение, которое имеетъ, впрочемъ, более догматический и канонический характеръ, чемъ церковно–исторический. Спрашивается, какъ должно смотреть на этотъ соборъ ? Можно–ли признавать за нимъ авторитетъ церковности или следуетъ зачислить его въ ряды соборовъ, лишенныхъ такого авторитета, стоящихъ вне церковныхъ пределовъ—соборовъ схизматическихъ или еретическихъ? Нужно сознаться, что для общепринятой точки зрения, которая въ борьбе противъ никейскаго собора не видитъ ничего более, кроме интригъ тайныхъ или явныхъ арианъ, этотъ вопросъ содержитъ въ себе неразрешимыя трудности. Антиохийский соборъ 340–хъ годовъ, прежде всего, нельзя назвать соборомъ православнымъ въ позднейшемъ смысле слова, — никейскимъ или афанасианскимъ; онъ осудилъ Афанасия и издалъ четыре символа, въ которыхъ учения ο единосущии нетъ, которые были, напротивъ, прямо расчитаны на то, чтобы отменить это учение. Но опасно назвать его и арианствующимъ или схизматическимъ; правила собора, какъ мы упоминали, были внесены впоследствии въ общий кодексъ каноническаго права, да и древняя церковь судила ο немъ совершенно иначе. Такъ четвертый вселенский соборъ цитируетъ два антиохийския правила въ ряду правилъ св. отцовъ;
также поступаютъ и папы римские—Иоаннъ П (533 г.), Захария и Левъ IV (853 г.). Если бы кто–нибудь пожелалъ эти суждения объяснить недостаточной исторической осведомленностью высказывавшихъ ихъ лицъ, то мы имеемъ еще свидетельство Илария пуатьесскаго, который именуетъ антиохийский соборъ «соборомъ святыхъ —synodus sanctorum» относя этотъ эпитетъ именно къ собору на обновление, издавшему новыя символьныя формулы. Суждение Илария, современника собора, лично знавшаго его деятелей, для насъ весьма важно; оно служитъ показателемъ того, какъ смотрели на соборъ антиохийские церковные люди IV–го века, подобно Иларию. Иларий въ данномъ случае не былъ одинокъ. Подобнымъ образомъ и папа Юлий въ письме къ собравшимся въ Антиохию епископамъ не называетъ ихъ ни еретиками, ни арианами, ни схизматиками; онъ пишетъ къ нимъ, какъ къ сослуживцамъ, обладающимъ полнымъ каноническимъ достоинствомъ, именуетъ возлюбленными братьями, приглашаетъ ихъ къ себе на соборъ въ качестве равноправныхъ членовъ, следовательно, не отвергаетъ и за собо–ромъ ихъ церковнаго авторитета. И все, что мы знаемъ объ антиохийскомъ соборе 341–го года, вполне оправдываетъ такое отношение къ нему современниковъ. По своему составу этотъ соборъ не былъ деломъ какой–нибудь одной партии. Правда, главнейшую роль на немъ играли евсевиане, но ихъ было немного, а соборъ состоялъ изъ 97–ми епископовъ, въ числе которыхъ значились люди, стоявшие вполне на церковной почве. Дошедшие до нашего времени списки участниковъ антиохийскаго собора упоминаютъ между ними даже такихъ столповъ правоверия, какъ св. Иаковъ низибийский, Павелъ неокесарийский или Дианий кесарийский, известный всей древней церкви митрополитъ и столь восхваленный Василиемъ Великимъ. Очевидно, обычная точка зрения, разделяющая все после–никейские соборы IV–го века на арианствующие и православные именно въ смысле никейскомъ, неприложима къ антиохийскому собору 341–го года. И, действительно, все, что намъ известно объ этомъ соборе, показываетъ, что онъ отнюдь не былъ деломъ какой–либо внецерковной партии, а напротивъ представлялъ собой всю тогдашнюю восточную церковь, выражалъ ея воззрения и верования. Правда, главнейшая роль на немъ принадлежала евсевианамъ, которые во мнении Афанасия отожествлялись съ осужденными въ Никее арианами, но после того, какъ Евсевий и Феогнисъ принесли раскаяние, они сделались въ глазахъ восточныхъ епископовъ вполне правоверными, и ихъ присутствие на соборе ни у кого не могло вызывать смущения. Къ тому же евсевианъ было немного,а соборъ состоялъ изъ 97–ми епископовъ. Некоторую тень на этотъ соборъ бросаетъ только осуждение, произнесенное имъ на Афанасия, но и эта тень разсеевается, если припомнить, что Афанасий осужденъ былъ соборомъ не за веру, не за учение, а за нарушение формальнаго каноническаго постановления, за то, что онъ занялъ кафедру по распоряжению государственной власти, не испросивъ соборнаго суда. Такимъ образомъ, совокупность данныхъ объ антиохийскомъ соборе 341 года побуждаетъ насъ очистить его участниковъ отъ техъ нареканий въ склонности къ арианству, которыя чаще, чемъ следуетъ, возводятся на нихъ. Этотъ соборъ не былъ арианствующимъ, но и не стоялъ на стороне никейскаго символа. Это былъ соборъ консервативно настроенныхъ епископовъ, смущавшихся терминомъ «единосущный» и хотевшихъ отстоять церковное учение въ той неприкосно–венности, въ какой оно принято было ими отъ древности до возникновения арианскихъ споровъ.