Читаем История догматических движений в эпоху Вселенских соборов полностью

3. Возвращаемся къ тому пункту, на которомъ мы оставили Василия Великаго въ обзоре его деятельности. Новая теология, разработанная каппадокийцами, несмотря на все ея преимущества, не могла сразу же разсеятьтехъ недоразумений, которыя десятилетиями накопились въ этой области между Востокомъ и Западомъ.«Три ипостаси» восточныхъ попрежнему оставались подозрительными въ глазахъ Запада, какъ ни много было сделано прошлой историей для взаимнаго сближения, обвинения въ арианстве по адресу Востока все еще не прекращались на Западе. Съ другой стороны, Маркеллъ былъ живъ, и продолжавшаяся связь съ нимъ старшаго поколения никейцевъ будила въ душе восточныхъ невольныя сомнения въ правильности ихъ учения объ одной сущности или ипостаси и рождала старыя опасения предъ савеллианствомъ. Въ одномъ письме Василий горько жалуется на то, что западдые многократно «сверху и снизу (άνω

και κάτω)
» анафе–матствовали Ария, а ο Маркелле все еще не произнесли определеннаго суждения. Каппадокийцы сами глубоко понимали эту разницу, отделявшую ихъ отъ Запада и стар–шаго поколения никейцевъ. «Когда мы, — пишетъ Григорий Богословъ, — благочестиво употребляемъ речения: одна сущность и три ипостаси, первымъ означая природу Божества а вторымъ свойства трехъ ипостасей, а западные (παρά
τοϊς Ίτάλοις),
пο бедности своего языка и по недостатку наименований, не могутъ различать сущности и ипостаси и потому заменяютъ слово ипостаси словомъ лица, чтобы не подать повода думать, что они признаютъ три сущности, то что же еще изъ этого получается? Нечто весьма достойное сожаления… Произошло то, что въ выражении: три лица открытъ савеллианизмъ, а въ выражении три ипостаси— арианизмъ. Α пο мере того, какъ съ каждымъ днемъ присоединялось еще нечто огорчительное, настаетъ опасность, что вместе съ слогами ра–сторгнутся и концы вселенной».

И действительно, недоразумения между Востокомъ и Западомъ не ограничивались одной теологией. Самъ Василий хорошо понималъ, что прошлое новоникейцевъ за очень немногими исключениями, какъ въ глазахъ самого Афанасия, такъ и въ суждении Запада было не совсемъ чисто. Они были преемниками техъ людей, которые участвовали въ изгнании Афанасия и другихъ никейцевъ и веру, изложенную въ Никее, старались заменить своими изложениями. Лишь долгий и трудный историческийопытъ научилъ ихъ, — и то не всехъ, — глубже ценить исключительную важность единосущия для выражения церковнаго учения ο Св. Троице. Значительная часть ихъ находилась въ общении съ омиями и рукоположена была Акакиемъ, некоторые изъ нихъ значились въ спискахъ лампсакскаго собора и его антиникейскихъ решенияхъ. И теперь еще у многихъ изъ нихъ догматическия воззрения были смутны, неопределенны, — стоявшия на перепутье отъ савеллианства къ арианству, — и окончательное присоединение ихъ къ православию было лишь исторической задачей, а не наличнымъ историческимъ фактомъ.

Два эти мотива и были главными руководящими нитями предпринятаго Василиемъ плана для объединения Востока и Запада. Оправдать веру восточныхъ, быть признанными отъ старшихъ за православныхъ, а не за обращающихся изъ ереси, достигнуть одобрения отъ нихъ не только въ настоящемъ, но и въ прошломъ, поскольку оно было светлымъ явлениемъ и вызывалось чистыми намерениями, — вотъ великия цели, поставленныя Василиемъ и осуществленныя сношениями его съ Западомъ.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Афонские рассказы
Афонские рассказы

«Вообще-то к жизни трудно привыкнуть. Можно привыкнуть к порядку и беспорядку, к счастью и страданию, к монашеству и браку, ко множеству вещей и их отсутствию, к плохим и хорошим людям, к роскоши и простоте, к праведности и нечестивости, к молитве и празднословию, к добру и ко злу. Короче говоря, человек такое существо, что привыкает буквально ко всему, кроме самой жизни».В непринужденной манере, лишенной елея и поучений, Сергей Сенькин, не понаслышке знающий, чем живут монахи и подвижники, рассказывает о «своем» Афоне. Об этой уникальной «монашеской республике», некоем сообществе святых и праведников, нерадивых монахов, паломников, рабочих, праздношатающихся верхоглядов и ищущих истину, добровольных нищих и даже воров и преступников, которое открывается с неожиданной стороны и оставляет по прочтении светлое чувство сопричастности древней и глубокой монашеской традиции.Наполненная любовью и тонким знанием быта святогорцев, книга будет интересна и воцерковленному читателю, и только начинающему интересоваться православием неофиту.

Станислав Леонидович Сенькин

Проза / Религия, религиозная литература / Проза прочее