История Древнего мира: от истоков цивилизации до падения Рима

Все складывается очень хорошо для шумеров. Похоронные стенания, которые заканчивают поэму, являются частью истории древнейших дней. Они не включены в копию Ашшурбанапала — очевидно, ассирийцы находили такой финал не слишком подходящим для истории о поиске бессмертия. Но стенания облекают тревоги шумеров по поводу царской власти в ряд строчек, приближающих ее более решительно, чем что-либо еще.

Дана тебе царская власть была,а вечная жизнь — не твоя судьба.Право имел ты держать, давать волю,высшую власть над людьми ты имел,

победу в битве тебе даровали.Но не используй ту власть во зло —Будь справедлив к своим слугам дворцовым.Царь сложил с себя обязательства,когда отправился в горы далекие,

чтобы уже никогда не вернуться.Враг, ни рук, ни ног не имеющий,не пьющий воды, не вкушающий мяса,враг тяжело на него навалился.^‹52›

В Шумере Гильгамеша стали считать богом поразительно быстро после его смерти. Но его превращение в бога, очевидно, заработанное его огромными усилиями на благо своего города (в конце концов, это было функцией и царя, и бога — защищать города, превращать их в процветающие) ограничено смертью. Подобно Бальдуру в гораздо более поздней норвежской мифологии, Гильгамеш стал божеством — но это никак не соответствует бессмертию.

Именно безмерная энергичность Гильгамеша сделала его смерть еще более существенной. Даже если бы он оставался плохим правителем, его власть все равно пришла бы к концу. Даже самый сильный царь Шумера умирает. «Враг без рук и ног» ограничивает ту пугающую власть, которая может служить на пользу или во вред своему народу. В первой в мире эпической поэме, как и в самом Шумере, царь Гильгамеш или наносил поражение, или отодвигал в сторону, или уговаривал красноречием, но так или иначе убирал со своего пути все препятствия — кроме последнего.

Глава одиннадцатая

Первая победа над смертью

В Египте с 2686 по 2566 года до н. э. Третья и Четвертая династии фараонов строят дома для мертвых

снова в Египте, где фараоны Третьей династии начали создавать собственную версию героического поиска победы над смертью.

В период относительного мира фараон древней Третьей династии Джосер совершил экспедицию к медным и бирюзовым рудникам Синая.[47] Египетская бюрократия начала формироваться в устоявшуюся структуру; Египет разделили на провинции, каждой из которых управлял наместник, отчитывавшийся перед фараоном. Джосер внес свой вклад в построение империи, отодвинув южную границу Египта до самого Первого порога. Согласно более поздней традиции, запечатленной в надписи в Асуане, он посвятил часть этой вновь завоеванной земли местному божеству Хнуму[48] в благодарность за окончание семилетнего голода.^‹53› «Семь лет» может быть лишь традиционным эвфемизмом для «очень долго»; но в любом случае был проделан длинный путь от существовавшего ранее царского статуса, так как уменьшившиеся разливы Нила создали новым фараонам трудности при утверждении в народе своей божественной власти.

Ко времени Джосера роль фараона как воплощения стабильности закостенела в ритуале. На одном из рельефов есть изображение Джосера, принимающего участие в юбилейных празднествах хеб-сед, когда царь совершал церемониальный забег вокруг стадиона. Считалось, что он обязан выиграть это физическое состязание, так как некоторым образом его личная сила связывалась с состоянием всей страны. Победа в беге хеб-сед вновь подтверждала мощь фараона, необходимую для защиты Египта и обеспечении непрерывного регулярного подъема и спада вод Нила.

Тот факт, что египтяне вообще ощущали необходимость в регулярном повторении праздника, позволяет предположить о возникновении определенного страха, что сила фараона может исчезнуть, если ее не подкреплять ритуально. Фараона, без сомнения, все еще обожествляли — но борьба первых двух династий сделала его человеческую суть очень уж очевидной. Когда идея божественности начала постепенно терять свою первичную силу, ее начали окружать ритуалами и некой структурой, поддерживающей впечатление сакральности — чего не требовалось ранее. В этом случае харизматическое обоснование лидерства уступило место обряду и системе наследования. Демонстрация сверхъестественной силы облачалась в форму празднества; смертная суть фараона прикрывалась от взглядов проявлением народной воли.