Читаем История Древнего мира, том 3. Упадок древних обществ. (Сборник) полностью

Создалась своеобразная ситуация: общинники — основные налогоплательщики государства могли распоряжаться своей землей, передавать ее на определенных условиях другим лицам, в частности «сильным домам», которые, в свою очередь, также имели право распоряжаться своими поместьями, расширяя их до любых мыслимых пределов. Государство же, чьими подданными они являлись, не имело реальной возможности помешать этому. Таким образом, ни императору, ни ханьскому государству не принадлежала и в это время собственность на всю территорию империи, на которую распространялся их публично-правовой суверенитет.

Но с течением времени — по мере ослабления императорской власти — главы «сильных домов» постепенно присваивали себе и публично-правовые функции государства (или часть их). Магнат почти «естественно» делался носителем судебно-правовой власти для своих «зависимых», как бы становясь между ними и государством. Новая зависимость могла ассоциироваться в их глазах с патриархальной зависимостью младших родичей в домашней общине, которые в пределах каждой большой семьи и ранее фактически были лишены собственности на средства производства. Коммендация вела к изменению гражданского статуса общинника, отдавшегося под патронат частного лица. В хозяйствах «сильных домов» по мере их укрупнения возникали в зачаточном виде те формы отношений собственности, которые делали магнатов в собственных глазах принципиально неотличимыми от правителей, а их поместья — неотличимыми от государств. Так постепенно в одном лице соединялись публично-правовые функции суверена и частноправовые функции собственника, которые в рабовладельческом обществе не совпадали. Но процесс этот здесь едва лишь начинался.

Многим политическим деятелям империи казалось, что можно воспрепятствовать концентрации земли у «сильных домов» и задержать процесс обезземеливания общинников, прижимая торговцев и искусственно сокращая приток в страну богатств, чрезмерно разжигающих страсть к наживе. Одно это убеждение могло представляться достаточным основанием для изменения внутренней и внешней политики империи. Стремление к личному обогащению противопоставлялось государственным интересам страны и мыслилось основным источником финансовых бедствий империи. Но действительная причина происходивших процессов коренилась в намечавшемся изменении характера общественного производства. Новые формы личной зависимости и поземельных отношений становились доминирующими в крупных поместьях, свидетельствуя о снижении товарности частных хозяйств, дальнейшей натурализации производства, изменении способов выжимания прибавочного продукта.

При таких формах внеэкономического принуждения, как рабство, крупнейшие хозяйства не только не могли бы функционировать как полеводческо-земледельческие, но оказались бы во многих случаях просто не обеспеченными достоянной рабочей силой.

Латифундиальное рабовладельческое хозяйство на больших пространствах поместий «сильных домов» было практически невозможным, как из-за трудности надзора за рабами и из-за боязни рабских восстаний, так и потому, что это должно было изменить я полеводческий характер этих владений, ибо латифундии в их чистом виде, как правило, приводят к замене огородничества и зернового земледелия скотоводством или другими экстенсивными формами сельского хозяйства (что и наблюдалось в империи Хань с рубежа нашей эры). А это последнее обстоятельство само по себе обрекало их на гибель, поскольку земледелие оставалось основной отраслью ханьской экономики. Хозяйства, продолжавшие ориентироваться на рабский труд, экономическая невыгодность которого проявлялась все больше и больше в условиях натурализации экономики, оказывались менее жизнеспособными, чем крупное землевладение, где доминировали иные, более гибкие формы зависимости мелких производителей. Деградация рабовладельческого хозяйства на определенном уровне развития была связана также и с этим фактором.

Отсутствие перспектив развития при старом типе экономики, видимо, главная причина гибели рабовладельческой империи Хань.

Конечно, указанные процессы в разных частях империи протекали неодинаково, однако общая тенденция экономического развития в сторону усиления натурализации так или иначе давала себя знать, отражаясь на эволюции государства и являясь одной из глубоких причин изменения курса внешней и внутренней политики правящих кругов империи.

Перейти на страницу:

Похожие книги

1917–1920. Огненные годы Русского Севера
1917–1920. Огненные годы Русского Севера

Книга «1917–1920. Огненные годы Русского Севера» посвящена истории революции и Гражданской войны на Русском Севере, исследованной советскими и большинством современных российских историков несколько односторонне. Автор излагает хронику событий, военных действий, изучает роль английских, американских и французских войск, поведение разных слоев населения: рабочих, крестьян, буржуазии и интеллигенции в период Гражданской войны на Севере; а также весь комплекс российско-финляндских противоречий, имевших большое значение в Гражданской войне на Севере России. В книге используются многочисленные архивные источники, в том числе никогда ранее не изученные материалы архива Министерства иностранных дел Франции. Автор предлагает ответы на вопрос, почему демократические правительства Северной области не смогли осуществить третий путь в Гражданской войне.Эта работа является продолжением книги «Третий путь в Гражданской войне. Демократическая революция 1918 года на Волге» (Санкт-Петербург, 2015).В формате PDF A4 сохранён издательский дизайн.

Леонид Григорьевич Прайсман

История / Учебная и научная литература / Образование и наука
Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное
… Para bellum!
… Para bellum!

* Почему первый японский авианосец, потопленный во Вторую мировую войну, был потоплен советскими лётчиками?* Какую территорию хотела захватить у СССР Финляндия в ходе «зимней» войны 1939—1940 гг.?* Почему в 1939 г. Гитлер напал на своего союзника – Польшу?* Почему Гитлер решил воевать с Великобританией не на Британских островах, а в Африке?* Почему в начале войны 20 тыс. советских танков и 20 тыс. самолётов не смогли задержать немецкие войска с их 3,6 тыс. танков и 3,6 тыс. самолётов?* Почему немцы свои пехотные полки вооружали не «современной» артиллерией, а орудиями, сконструированными в Первую мировую войну?* Почему в 1940 г. немцы демоторизовали (убрали автомобили, заменив их лошадьми) все свои пехотные дивизии?* Почему в немецких танковых корпусах той войны танков было меньше, чем в современных стрелковых корпусах России?* Почему немцы вооружали свои танки маломощными пушками?* Почему немцы самоходно-артиллерийских установок строили больше, чем танков?* Почему Вторая мировая война была не войной моторов, а войной огня?* Почему в конце 1942 г. 6-я армия Паулюса, окружённая под Сталинградом не пробовала прорвать кольцо окружения и дала себя добить?* Почему «лучший ас» Второй мировой войны Э. Хартманн практически никогда не атаковал бомбардировщики?* Почему Западный особый военный округ не привёл войска в боевую готовность вопреки приказу генштаба от 18 июня 1941 г.?Ответы на эти и на многие другие вопросы вы найдёте в этой, на сегодня уникальной, книге по истории Второй мировой войны.

Андрей Петрович Паршев , Владимир Иванович Алексеенко , Георгий Афанасьевич Литвин , Юрий Игнатьевич Мухин

Публицистика / История