69. Такой ответ еще больше уяснил дело Отану. Он обратился к дочери в третий раз со следующим посланием: «Так как, дитя мое, ты благородного происхождения, то обязана подвергнуться риску по требованию отца твоего. Если он действительно не Смердис, сын Кира, а тот, за кого я считаю его, то не подобает ему ни делить ложе с тобой, ни властвовать над персами; не должен он также оставаться безнаказанным за это; наказать его необходимо. Поступи поэтому так: когда он ляжет спать с тобой и ты заметишь, что он заснул, ощупай его уши. Если он окажется с ушами, то знай, что супругом имеешь Кирова сына, Смердиса; если он без ушей, то ты живешь со Смердисом магом». В ответ на это Федима прислала сказать, что она подвергнется большой опасности, если сделает это, ибо, если супруг действительно без ушей и если она будет захвачена на ощупывании, то несомненно он убьет ее. Тем не менее она пообещала отцу исполнить его требование. Этому самому магу Смердису царь Камбис, сын Кира, велел отрезать уши за какую-то немаловажную вину. Федима, дочь Отана, исполнила все, что обещала отцу, а именно: когда наступила ее очередь идти к магу – у персов жены ходят к мужьям по очереди – и когда она легла с ним спать, то во время крепкого сна ощупала у него уши. Вполне убедившись, что у мужа нет ушей, она на другой день рано утром послала сказать об этом отцу.
70. Тогда Отан пригласил к себе Аспафина и Гобрия, знатнейших персов, которым он вполне мог довериться, и рассказал им все дело. Они, впрочем, и сами подозревали, что это так, и потому, когда Отан объяснил им все, они согласились с его заключением. Решено было, что каждый из них приобщит к заговору еще по одному персу, к которому будет питать полнейшее доверие. Таким образом, Отан ввел Интафрена, Гобрий – Мегабиза, Аспафин – Гидарна. Когда их было шесть, в Сузы явился Дарий, сын Гистаспа, из Персидской земли, где он был царским наместником. По прибытии Дария шестеро персов решили сделать и его участником заговора.
71. Эти семь персов сошлись в одно место; обязали друг друга верностью и держали совет. Когда наступила очередь Дария, он высказал следующее мнение: «Мне казалось, один только я знаю, что над нами властвует маг, а что сын Кира Смердис умер, и сюда я поспешил именно для того, чтобы погубить мага, если же оказывается, что и вам это известно, а не мне одному, то, по моему мнению, необходимо действовать немедленно, не оттягивая, потому что пользы от того никакой не будет». Отан возразил на это: «Ты, сын Гистаспа, происходишь от доблестного отца и несомненно ничуть не уступаешь ему в мужестве; но в этом деле не поступай столь поспешно и необдуманно; обсуди его с большим спокойствием. Для выполнения замысла требуется больше людей». «Знайте же, присутствующие, – возразил Дарий, – что вы позорно погибнете, если будете действовать по совету Отана, потому что найдутся такие, которые из корысти откроют все магу. Наилучше было бы, если бы вы одни приняли на себя это дело, но так как вам угодно было сообщить его большему числу лиц и довериться мне, то или мы должны действовать сегодня же, или знайте: если сегодняшний день будет пропущен, никто другой раньше меня не выступит обличителем – я сам донесу обо всем магу».
72. При виде такой торопливости Дария Отан сказал: «Если ты вынуждаешь нас так торопиться и не дозволяешь откладывать, то объясни сам, каким образом пройти нам в царский замок и как напасть на магов? Ведь везде расставлена стража – ты сам это знаешь, а если нет, так теперь узнай. Как нам миновать ее?» «Много есть такого, Отан, – возразил Дарий, – что объясняется не на словах, а самим делом; иное ясно на словах, но из него не выходит ничего значительного. Знайте, что миновать стоящую там стражу вовсе не трудно. Во-первых, благодаря нашему званию ни один страж не дерзнет остановить нас из уважения к нам или из страха. Во-вторых, я имею удобнейший предлог для того, чтобы нас пропустили, а именно: я скажу, что только что прибыл из Персии и желаю передать царю известие от отца. Где ложь нужна, там следует лгать. Ведь цель правды и лжи одна и та же. Одни лгут в расчете убедить ложью и извлечь из того пользу, другие говорят правду для того, чтобы правдивостью добыть корысть и внушить к себе больше доверия. Таким образом, в обоих случаях мы преследуем одну и ту же цель, хотя и различными средствами. Если бы не было в виду никакой корысти, то правдивый так же легко сделался бы лжецом, как лжец правдивым. Итак, кто из привратников пропустит нас охотно, положение того впоследствии улучшится; кто попытается противиться нам, того будем считать врагом нашим, за сим ворвемся в замок и – за дело».