103. Ксеркс со смехом заметил на это: «Что ты сказал, Демарат? Тысяча человек будет сражаться со столь многочисленным войском? Ну, отвечай мне, ведь ты говоришь, что был царем этого народа: решишься ли ты тотчас вступить в бой с десятком людей? Если действительно государство ваше таково, каким ты его описываешь, то по вашим же законам тебе подобает, как царю их, выдержать бой с двойным числом противников. Поэтому если каждый из лакедемонян способен устоять против десятка людей из моего войска, то от тебя я требую равняться по силе моим двадцати воинам. Тогда, разумеется, мнение твое окажется справедливым. Если же они так сильны и велики, как ты и другие посещающие меня эллины, и если вы только кичитесь, то смотри, как бы слова твои не были пустым хвастовством. Рассудим со всей основательностью: возможное ли дело, чтобы тысяча, десять, даже пятьдесят тысяч человек могли устоять против столь многочисленного войска, потому-де что все они одинаково свободны и не подвластны одному человеку? Ведь если лакедемонян пять тысяч, то с нашей стороны на каждого приходится больше тысячи человек. Потом, будучи подвластны одному человеку (как это у нас, персов), они из страха перед ним могли бы обнаружить сверхчеловеческую храбрость и из-под кнута пошли бы на неприятеля, превосходящего их численностью; напротив, будучи предоставлены самим себе, они не способны сделать ничего подобного. Я думаю, что даже при равной численности эллинам трудно было бы устоять в бою с одними только персами. То, о чем ты говоришь, встречается у нас, не часто, правда, но изредка: в числе моих копьеносцев-персов есть такие, которые с готовностью пойдут в бой на трех эллинов каждый. Ты не знаешь этого и потому болтаешь пустое».
104. «Царь, – отвечал на это Демарат, – с самого начала я знал, что правда моей речи не понравится тебе. Но я сообщил тебе о свойствах спартанцев потому, что ты велел мне говорить лишь сущую правду. Ты сам прекрасно знаешь, как я доволен теперешним моим положением, как я теперь люблю тех, кто отнял у меня царское достоинство и прирожденные права, лишил меня государства и превратил в изгнанника, тогда как отец твой принял меня и дал мне средства к жизни и жилище. Для человека здравомыслящего неестественно отталкивать явное благожелательство и не ценить его высоко. Я не говорю, что способен выдержать битву с десятью людьми, ни даже с двумя, нет у меня охоты вступать и в единоборство. Однако если бы настояла нужда или что-либо важное побуждало выйти на состязание, то с великой охотой я сражался бы с одним из тех людей, каждый из которых считает себя равным трем эллинам. Подобно этому лакедемоняне в единоборстве не уступают в храбрости никакому другому народу, но если они сражаются соединенными силами, то храбростью превосходят все другие народы. Дело в том, что, будучи свободны, они свободны, однако, не во всех отношениях: над ними есть владыка – закон; они боятся его гораздо больше, нежели твои подданные боятся тебя. Поэтому они исполняют все, чего закон ни потребовал бы от них; а он требует всегда одного и того же – не покидать сражения в виду какого бы то ни было количества врагов и, оставаясь в строю, или одержать победу, или пасть мертвым. Если ты находишь, что я болтаю пустяки, я готов впредь молчать обо всем; теперь я был вынужден говорить. На все, царь, пускай будет твоя воля». Так отвечал Демарат.
105. Ксеркс обратил разговор в шутку, нисколько не рассердился и милостиво отпустил Демарата. По окончании беседы Ксеркс повел войско через Фракию на Элладу, заранее назначив наместником в Дориске Маскама, сына Мегадоста, и отрешив от должности того, который поставлен был Дарием.
106. Поставленный наместником, Маскам был единственным лицом, которому Ксеркс ежегодно посылал подарки как наместнику, превосходившему своими доблестями всех прочих товарищей, назначенных самим Ксерксом или Дарием; равным образом сын Ксеркса Артаксеркс посылал подарки потомкам Маскама. Еще раньше этого похода наместники были назначены во Фракии и во всех городах Геллеспонта. По окончании похода эллины изгнали всех этих наместников из Фракии и Геллеспонта, за исключением того, что был в Дориске. Наместника Дориска Маскама никто не мог вытеснить до нашего времени, хотя пытались многие. Вот почему каждый персидский царь непременно посылает ему дары.