В научной традиции русских фольклористов как в зеркале отражаются различные тенденции европейских школ, от «мифологической», гриммовской (Ф. И. Буслаев, А. Н. Афанасьев, О. Ф. Миллер) до школы «культурных миграций» (прежде всего A. Н. Веселовский), «антропологической» (также А. Н. Веселовский) и «исторической» (последние две представлены В. Ф. Миллером и B. А. Келтуялой).
В целом, однако, необходимо сказать, что любовь русских к народной поэзии и желание облагородить ее, чуть ли не противопоставив ее книжной, находит особое выражение. Причины этого необходимо искать, с одной стороны, в относительной бедности древней письменной литературы (прежде всего по сравнению с великими западными литературами) и в желании соединить средневековое наследие с неподдельными поэтическими голосами народа и, с другой стороны, в действительном богатстве устного наследия, в особенности восточнославянского эпоса.
Однако, отказываясь от воссоздания действительной истории русского народного поэтического творчества, нам следует рассмотреть в общей панораме наследие песен и устных сочинений, которые с уверенностью можно отнести к эпохе, предшествующей XVIII в. Наряду с книжной литературой это анонимное и долгое время игнорируемое сокровище представляет собой послание, дошедшее до нас из средневековья. Современная эпоха научилась искать отклики Древней Руси, рассматриваемой в исторической перспективе синтеза и идеально унифицированной в единственной духовной стадии, охватывающей, помимо веков христианства, эпоху язычества, в которой персонифицировались первые мифы.
Не весь материал, собранный этнографами, представляет интерес Для литературы. Коснемся поэтому только крестьянских песен, связанных с севом, вспышкой, сбором урожая, сменой времен года и т. д., со свадебными и похоронными ритуалами, заклинаниями, поговорками и загадками. Хотя в них нередко и светится жемчуг перенесенных переживаний и тонкого изящества, их ценность как «документа души народа», безусловно, превосходит их поэтическое значение. Обратное мы наблюдаем в эпических и исторических песнях, так называемых «духовных стихах» и сказках. Здесь богатство тематики и интонаций представляется продуктом творческой фантазии народных поэтов и складывается в определенные «жанры» литературы, не зафиксированной на бумаге, но в равной степени отшлифованной, обогащенной поэтами и, кроме того, прошедшие через многовековой критический отбор народной аудитории.
БЫЛИНЫ
Термин «былина», принятый современными русскими исследователями и вошедший в международный научный язык, обозначает эпические песни, восходящие к эпохе Киевской Руси и татарского ига и отличающиеся от последующих «исторических песен» большей свободой трактовки реальных событий. Этот термин введен в научное употребление в 1840 г. И. П. Сахаровым. Он, в частности, интерпретируя введение к «Слову о полку Игореве», отметил, что «песнь» не является фантазией Бояна, что это «былина», т. е. «мемуары» современной эпохи.
Значение «мемуаров», изложения «того, что было», то есть исторического, а не фантастического произведения выражено прошедшим временем глагола «быти». Еще до введения термина «былина» Сахаровым он был распространен в XVIII в. среди крестьян северных районов. В традиционном употреблении песни, назывемые сегодня былинами, означают в общем «старину» или «старинные истории» (старины, старинушки, старинки).
Проблема происхождения былин связана с проблемой происхождения русской культуры. Исследователи эпоса сталкиваются здесь с теми же проблемами, что и историки литературы, но их свобода строить предположения и проникать взглядом в неизвестное царство древней истории, разумеется, возрастает из-за отсутствия письменной традиции. Если трудно утверждать, что литературная деятельность существовала в довладимирской Руси, которой византийские миссионеры еще не передали славянской письменности, ничто не запрещает нам считать, что предки православных славян из Киева и Новгорода воспевали своих героев и их подвиги.
Чем дальше во времени, тем менее запутанной представляется проблема «влияний». Эпоха Владимира Святославича предстает перед историком как эпоха варяжско-византийского политического и культурного господства, которое заставляет сомневаться в
существовании местного творчества. Предположение, что русский эпос зародился в это время, неминуемо порождает полемику между «норманистами» и «антинорманистами», между сторонниками и противниками оригинальности восточнославянской поэзии. Помимо стремления к научной истине, ставшей сегодня главным стимулом исследований, живое патриотическое чувство романтического происхождения толкает русских ученых искать истоки происхождения русской эпической поэзии в более отдаленных веках.Былина как типичный вид устной поэзии, вероятно, возникла в период между XI и XVI в. Предшествующий эпос, восходящий, по уточненным данным представителей российских ученых, к эпохе первобытного общества, несомненно, сливается с киевским, не передавая ему, однако, формы законченного произведения.