История экономики Дальнего Востока

Далее я предлагаю вашему вниманию опубликованный в журнале "Дальний Восток" очерк М.И. Леденева с тем же названием, как и название этого раздела:

Сороковые роковые. Позади четверть века: продразверстка, голод, раскулачивание, коллективизация, массовые репрессии... За что же тут стоять, во имя чего надрываться? "Колосс на глиняных ногах", - толкни, и развалится. И что же? Страшнейшие удары, от которых в считанные дни гибли государства отнюдь не рабов. А "страна рабов" устояла.

"Днем и ночью у мартеновских печей не смыкала наша родина очей". В этой строчке поэта сказано все. Но давно уже повелось от книжников в России "чужебесие" заглядываться на Запад, доверять чужим словам больше, чем своим глазам, слушать с раскрытым ртом рассказы о нас какого-нибудь "проезжающего по Московии" француза.

Что ж, послушаем и мы свидетельства француза. Леон Кюффо, бригадный генерал, летчик легендарного полка "Нормандия-Неман": "Наша юность в силу исключительных обстоятельств проходила в особой атмосфере войны, навязанной Гитлером человечеству... Я хочу воссоздать в памяти ту эпоху, воскресив период нашего отдыха в тылу, в городе Туле... Жители города быстро оправились от последней кровопролитной героической обороны и с чисто русским фанатизмом, способным заглушить боль самых глубоких ран, поразивших многих в самое сердце, извлекали пользу из полученных уроков... Фронт был недалеко, и люди мужественно и достойно переносили все трудности, выпавшие на их долю. Каждый советский человек, все, кого мы знали, какую бы работу он ни выполнял, какой бы пост ни занимал, жил с абсолютной уверенностью, что он лично ведет патриотическую войну против немецких захватчиков. И каждый хотел занять в ней свое место. Мы часто обсуждали с русскими эту войну. Их вера в неизбежность окончательной победы воодушевляла нас... Стоя у окон вагона, мы с любопытством рассматривали проносящиеся мимо пейзажи, которые с высоты наших полетов виделись несколько иначе. Повсюду простиралась опустошенная войной выжженная земля. Она не сдавалась. А ее убивали, как человека. В Смоленске оборванные немцы с потухшими взглядами расчищали дорогу. Ах, как не похожи они были на завоевателей. Но сколько России потребовалось приложить сил, чтобы наглые стали жалкими".

Но последующее уже вершилось на глазах нашего поколения, нами самими. Как должны были работать мы, проснувшиеся к жизни в годы этой страшной войны? Первое, что разбудило мое сознание, это - ощущение огромности моей страны. Через наше село пролегала дорога, соединяющая Воронеж, Саратов, Сталинград... А мы - мал мала меньше, еще не годные ни к какой работе, вечно толкались здесь у обочины. Что притягивало нас?

Шли солдаты. А однажды, летом, со скатками, с винтовками, плечом к плечу, откуда-то из-за горизонта, коим прежде заканчивалась моя земля, шли и шли несколько дней и ночей непрерывно! Какие же мыслишки крутились в моей голове? Те же: неужели и эти не победят?! Эти... победили. Леон Кюффо сказал верное слово: каждый советский человек, какую бы работу он ни выполнял, какой бы пост ни занимал, жил с абсолютной уверенностью, что он лично ведет патриотическую войну, и каждый хотел занять в ней свое место. Наша полезность тут была ничтожна: сбегать за водой для раненых, помочь свернуть и прикурить цигарку... Мелочи все это для деревенских ребятишек, хотя и за них мы получали обычно очень щедрое вознаграждение - хлеб.

Но теперь незачем лукавить, дело прошлое, не только потребность в таком общении притягивала нас к солдатам. Леон Кюффо рассказал о курьезном случае, как однажды его товарища, возвращающегося вечером в солдатское общежитие, остановили неизвестные. Пилот подумал, что это патруль. И пока он предъявлял свои документы, у доверчивого парня "сперли из кобуры пистолет ТТ". Так бывало и у нас. Все стреляющее, что "плохо лежало", если оно помещалось в карман или за пазуху, немедленно туда перекочевывало. Мы были взрослее, чем о нас думали; мы готовились лично участвовать в войне, если она до нас докатится или мы успеем до нее дорасти. И такое не считалось у нас за воровство. Я уверен: если бы эта война и кончилась поражением, то ничуть не раньше и нашей гибели.

Пропаганда? Да какая там пропаганда! Я читать научился по немецким листовкам. Узнавал там, что мы, русские - почти что свиньи, что у нас в избе и теленок мочится на пол, тут же и ягнята, и козлята, и цыплята под кроватью. Оскорбляло ли это мои национальные чувства? Нисколько. Я потешался над немецкой глупостью: ну разве можно их, этих братьев меньших, оставлять в хлеву зимой, особенно на ночь? Да и какая ведь прелесть поиграть с козлятами вволю! Не верю, чтобы нынешние ребятишки добровольно отказались от такого удовольствия.

Оскорбляло другое. Мне хорошо понятно, что значит для наших матерей: "Только бы войны не было". Мы же, оглушенные раздирающим душу бабьим воем по бесчисленным похоронкам, уязвленные своим бессилием помочь Великому Делу по причине малолетства, с пеленок знали: надо становиться сильными, самыми сильными. Компромиссов тут быть не могло.