История Франции

Утверждение новой династии. Предпосылки Столетней войны. В 132$ г. собрание французской знати, пэры Франции, легисты и духовенство определяли судьбу французской короны. Свои претензии предъявил молодой и энергичный английский король Эдуард III, внук Филиппа Красивого, сын его дочери Изабеллы и английского короля Эдуарда II. Но королем был признан Филипп Валуа, сын младшего брата Филиппа IV Красивого Карла Валуа, приходившийся племянником Железному королю. В период правления последних Капетингов он возглавлял мятежи знати против своих венценосных кузенов. Филипп Валуа выдвигал лозунг «возврата к добрым временам Людовика Святого», понимая под этим восстановление феодальной вольности, и провозглашал необходимость реставрации рыцарских ценностей. Аристократическая оппозиция добилась устранения и даже казни влиятельных чиновников Филиппа Красивого из числа легистов.

Одни предпочли Филиппа Валуа потому, что не хотели отдавать корону английскому королю и перечеркнуть таким образом результаты векового противостояния Капетингов и Плантагенетов. Других не устраивал решительный нрав Эдуарда III. Опираясь на ресурсы централизованного английского королевства, он мог бы править еще более жестко, чем его дед Филипп IV. Утверждение Валуа как новой династии (точнее, боковой ветви Капетингов) создавало прецедент — корону нельзя было наследовать через родство по женской линии. Через несколько десятилетий, отвергая притязания как Эдуарда III, так и Карла Наваррского — внука Людовика X, сына Жанны Наваррской, ученые-правоведы обнаружат старую норму Салической правды, гласившую, что земля не наследуется по женской линии, и принцип «негоже лилиям прясть» обретет силу фундаментального закона, определяющего порядок престолонаследия исключительно по мужской линии.

Сразу же после коронации в Реймсе к Филиппу VI обратился за помощью граф Фландрии. Новое восстание фландрских горожан и крестьян изгнало его из страны под защиту своего сюзерена — французского короля. Филипп Валуа, кичившийся рыцарским кодексом поведения, не мог не выполнить своего долга образцового сеньора. Экспедиция во Фландрию была обставлена с большой помпезностью и представлена как «священная война», поскольку восставшие нарушили свою святую клятву подданства и, следовательно, являлись святотатцами. Поэтому новый король взял в поход орифламу (боевую священную хоругвь), хранящуюся в Сен-Дени и выносимую оттуда только в случае «священной войны». Первую политическую акцию Филиппа Валуа поддержали почти все его вассалы, ведь речь шла о мятеже простолюдинов, о восстановлении престижа феодальных ценностей, рыцарства, о реванше за «Битву шпор». Отплатой явилась битва при Касселе (1328), когда повстанцы были наголову разбиты рыцарской конницей во главе с королем.

Этот успех «рыцарской идеи» в самом начале правления династии Валуа надолго определил политический стиль французских королей, а также их взгляды на ведение войн. В дальнейшем за это пришлось дорого заплатить. Но пока успех был полным. Даже Эдуард III принес личный оммаж своему сопернику за Гиень.

Однако некоторая спорность прав Валуа и наличие потенциального претендента на престол провоцировали крупных феодалов на то, чтобы в конфликтных ситуациях апеллировать к английскому королю. Например, граф Роберт Артуа, приложивший много сил для прихода к власти новой династии, в дальнейшем оказался разочарованным, поскольку ему не удалось завладеть своим графством, и бежал в Англию. В Бретани столкнулись две группировки, претендующие на власть в этом герцогстве. Пенть-евры опирались на поддержку Филиппа VI, а их враги Монфоры— на поддержку Эдуарда III. Так логика феодальных конфликтов подталкивала королей к войне.

Возобновился и давний спор за Гиень. Верховные права сюзерена были у французского короля, и логика территориального объединения требовала расширения его прав в этом вассальном герцогстве. Но местная знать предпочитала власть английского короля, как более далекого и потому менее склонного к нарушению ее вольностей. К тому же экономически эта область была ориентирована на Англию, куда по морю отправлялись соль и красители, а также знаменитые бордоские вина, ставшие в XIV в. важным продуктом престижного потребления английской элиты.

Еще более тесно оказалась интегрирована с Англией Фландрия: ее многолюдные города, центры экспортного сукноделия, давно уже работали на привозной английской шерсти. Любое нарушение торговых связей приводило к экономическому кризису, выбрасывавшему на дороги Фландрии тысячи безработных ткачей и красильщиков. Проанглийские симпатии во Фландрии особенно возросли после битвы при Касселе.